Бродяги Севера

Гром и молния словно бы сорвали свою злобу на старом дереве и теперь понемногу унимались. Гром затихал на юго-востоке – как будто укатились, рокоча, по кронам деревьев десять тысяч тяжелогруженых повозок, – а с ним погасли и молнии. Дождь забарабанил мерно. Выемку, где прятался Ба-Ри, подтопило. Он совсем промок, зубы у него стучали, и он ждал, что же теперь будет.

Ждать пришлось долго. Когда дождь перестал и небо прояснело, была уже ночь. Сквозь ветви деревьев Ба-Ри увидел бы звезды, если бы только высунул голову и посмотрел наверх. Но он все сидел в своей норе. Текли часы. Ба-Ри очень устал, вымок, проголодался, лапы у него болели, но он не шевелился. Наконец он беспокойно задремал и во сне то и дело всхлипывал – тихонько, тоскливо: он звал мать. Когда он отважился выползти из-под корней, было утро и светило солнце.

Поначалу Ба-Ри едва мог стоять. Ноги у него свело, ощущение было такое, будто все кости в теле вывихнулись, ухо распухло и затвердело от запекшейся крови, а когда Ба-Ри попытался наморщить пострадавший нос, то коротко взвизгнул от боли. Казалось бы, куда уж хуже – но если бы он увидел себя со стороны, то испугался бы еще сильнее. Шерсть у него была в лепешках засохшей глины, он был в грязи с головы до ног, и везде, где еще вчера он был пухленький и лоснящийся, теперь он был тощий и потрепанный – судьба обошлась с ним суровее некуда. А еще он сильно хотел есть. До сих пор он не знал, что такое настоящий голод.

Ба-Ри двинулся дальше в том же направлении, что и вчера, но теперь он еле ковылял, словно лишился надежды. Голова понурилась, уши опустились, любопытства пропал и след. Его терзал не только телесный голод – он изголодался по материнской любви, и эта тоска была даже сильнее физических страданий. Ничего в жизни он не хотел так сильно, как хотел сейчас к матери. Он хотел прижаться к ней всем своим дрожащим тельцем, ощутить ласковое прикосновение ее теплого языка, услышать ее заботливое урчание. А еще он хотел к Казану, хотел под старый валежник, хотел увидеть большое синее пятно неба над ним. Ба-Ри брел по берегу ручья и тихо оплакивал их со всей горечью, на какую способно дитя.

Через некоторое время лес заметно поредел, и это немного приободрило Ба-Ри. К тому же, когда он согрелся на солнышке, у него не так ныло все тело. Он все сильнее и сильнее хотел есть. До сих пор пищей его всегда снабжали Казан и Серая Волчица. Родители в некотором смысле избаловали его. Все дело было в слепоте Серой Волчицы, поскольку после рождения Ба-Ри она перестала охотиться с Казаном, и Ба-Ри, естественно, был постоянно при ней, хотя не раз и не два его переполняло страстное желание последовать за отцом. Теперь природа вовсю старалась восполнить этот недостаток. Она внушала Ба-Ри, что именно сейчас настало время, когда ему пора самому искать себе пищу. Это медленно, но верно дошло до него, и он вспомнил, как выудил с каменистого берега ручья у самой груды валежника и съел трех-четырех моллюсков. Вспомнилась ему и приоткрытая ракушка, которую он как-то нашел, и какой нежный, сладкий кусочек таился внутри. Ба-Ри овладела новая страсть. Он вмиг превратился в охотника.

Чем реже становился лес, тем сильнее мелел ручей. Вода снова зажурчала по порогам из песка и камней, и Ба-Ри стал принюхиваться к их краешкам. Ему долго не везло. Он видел нескольких речных раков, но они были слишком уж проворны и неуловимы, а все ракушки оказались так плотно закрыты, что расколоть их было бы трудно даже Казану с его мощными челюстями. Лишь к полудню Ба-Ри поймал своего первого рака, размером примерно с указательный палец. Щенок жадно сожрал его. От вкуса пищи он ощутил прилив отваги. За день он изловил еще двух раков. А уже почти на закате вспугнул в траве зайчонка. Будь Ба-Ри на месяц старше, он поймал бы его. Он по-прежнему очень хотел есть: три рака, которых он съел за день, тем более с большими промежутками, не могли заполнить пустоту в желудке, которая все ширилась и ширилась.

С наступлением ночи к Ба-Ри вернулись и страх, и великое одиночество. День еще не кончился, когда он очутился в укрытии под большим валуном, на теплом мягком песочке. После боя с Папаючисо Ба-Ри прошел большое расстояние, и валун, под которым он устроился на ночь, был милях в восьми-девяти от валежника, не меньше. Валун лежал на поляне в низовьях ручья, а вокруг теснился темный лес – кедры и сосны, и когда взошла луна и на небе высыпали звезды, Ба-Ри высунулся и увидел, что вода в ручье блестит почти как днем. Прямо перед ним до самой кромки воды расстилался белый песок. А примерно через полчаса по этому песку прошел огромный черный медведь.