«И сказали его девушкам: „Кто умре вместе с ним!“ И сказала одна из них: „Я“. Итак, ее поручили двум девушкам, чтобы они охраняли ее и были бы с нею, куда бы она ни пошла, настолько, что они иногда даже мыли ей ноги своими руками. А девушка каждый день пила и пела, веселясь, радуясь будущему». Радовалась она потому, что на этом свете была рабыней, на том ей в награду предстояло стать свободной — женой покойника.
«Когда же наступил день, в который должны были сжечь его и девушку, я прибыл к реке, на которой находился его корабль, и вот вижу, что он уже вытащен на берег и для него поставлены четыре подпорки из дерева белого тополя и другого дерева, и поставлено также вокруг корабля нечто вроде больших помостов из дерева. Потом корабль был протащен дальше, пока не был помещен на эти сооружения. И они стали его охранять, ходить взад и вперед и говорить речью для меня непонятной».
Затем наступила очередь покойника. «Они надели на него шаровары, гетры, и сапоги, и куртку, и парчовый кафтан с пуговицами из золота и надели ему на голову шапку из парчи, отороченную соболем. И они понесли его, пока не внесли его в ту палатку, которая имеется на корабле, и подперли его подушками. И принесли хлеба, и мяса, и луку, и бросили это перед ним, и принесли собаку, рассекли ее пополам и бросили ее в корабль. Потом принесли все его оружие и положили его рядом с ним. Потом взяли двух лошадей и гоняли их до тех пор, пока они не вспотели. Потом рассекли их мечами и бросили их мясо в корабле. Потом привели двух быков, также рассекли их и бросили их в нем. Потом доставили петуха и курицу, убили их и оставили в нем».
Затем задушили девушку и положили ее рядом с ее господином. Сейчас мы знаем про нее то, чего не знал сам Ибн-Фадлан. Что она была мордовкой. Дело в том, что араб упоминает про ножные браслеты рабыни. Археологи установили, что из всех народов Восточной Европы такие браслеты носила только мордва.
«Потом подошел ближайший родственник мертвеца и зажег сложенное дерево под кораблем. И вот действительно, не прошло и часа, как корабль, и дрова, и девушка, и господин превратились в золу, потом в мельчайший пепел».
Подул сильный ветер. Ибн-Фадлан задумчиво глядел на огонь, и стоявший рядом с ним рус сказал ему через переводчика: «Вы, арабы, глупы. Вы берете самого любимого вами из людей и самого уважаемого вами и оставляете его в прахе, и едят его насекомые и черви, а мы сжигаем его в мгновенье ока, так что он немедленно и тотчас входит в рай». Он не ответил. За все время путешествия впервые не вступил в диспут с язычником. Хотелось бы думать, что в этот миг ому пришла мысль об относительности всех вер. Но если это и так, то мы об этом никогда не узнаем.
«Потом они соорудили нечто вроде круглого холма и водрузили в середине его большую деревяшку белого тополя, написали на ней имя этого мужа и царя русов и удалились».