Я приехал в Непал для участия в работе молодежного лагеря. Он открывался через несколько дней. Времени было достаточно, чтобы немного познакомиться со столицей, посмотреть не только храмы. Двадцатый век постепенно и как бы неохотно пробивал себе дорогу в страну. Среди живописных, но не слишком удобных для жилья старых домов встречались, хотя еще и не часто, более современные здания. По вечерам в центре города загоралось несколько фонарей дневного света. А в гостинице мы встретили группу чехословацких инженеров. Они вместе с советскими специалистами помогали Непалу в строительстве промышленных предприятий.
Наша гостиница внешне выглядела почти респектабельно. Днем постояльцу не на что было жаловаться. Зато после захода солнца здание погружалось во мрак, электрические лампочки едва тлели, в комнаты вползал почти российский холод. Печек не было, и жизнерадостные служители бодро бегали по этажам, разнося каменные жаровни с раскаленным углем. Если поставить такую жаровню под стул, а самому сесть на этот стул, завернувшись в одеяло, то можно согреться. Внешне все сооружение напоминает те кукольные изображения дородных матрон, которыми у нас в некоторых семьях накрывают чайники.
В последний день перед отъездом в лагерь я поднялся в храм Сваямбхунатх, стоящий на холме над городом. С огромной башни в течение двух с лишним тысяч лет глядят по сторонам четыре пары чудовищных глаз, символизируя неусыпную бдительность каких-то высших сил. Вместо носов между глазами нечто вроде вопросительных знаков. Я оглянулся в поисках человека, который мог бы разъяснить мне их значение. У подножья башни сидели в нишах каменные и медные боги. Перед ними горсти риса, каких-то сухих плодов — приношения верующих. На небольшой площадке перед храмом стояли трое буддийских монахов. Они выглядели так, как будто именно их описывал Киплинг. Я неуверенно обратился к ним со своим вопросом. Монахи уделили нечестивцу не больше внимания, чем последней из обезьян, шнырявших вокруг. Пришлось пристыженно ретироваться.
Зимний лагерь Молодежной организации Непала располагался в долине реки Рапти. Это довольно далеко от Катманду, поэтому мы выехали из города рано. Пока нас — иностранных гостей — было трое: два представителя Израиля и я. Американец и англичанин должны были присоединиться к нам днем позже.
Нам предстояло перебраться через горную гряду и спуститься к юго-западу почти до самой индийской границы. Шофер-непалец вел машину артистически. Его нимало не волновало то весьма беспокоившее нас обстоятельство, что на дороге далеко не всегда могут разъехаться две встречные машины. Он не сбавлял скорости на поворотах и, что самое удивительное, почти не сигналил. Потом мне говорили, что многие непальцы подвергают свои машины специальной молитвенной церемонии, с тем чтобы обезопасить себя от превратностей горных дорог. На обработанной таким образом машине ставится соответствующая отметка, помогающая высшим силам отличить освященный транспорт от обычного.
Не знаю, были ли мы столь надежно застрахованы, но путешествие проходило спокойно. Счастливо избежав столкновения с двумя грузовиками, которые обиженно пятились, уступая дорогу, мы к полудню добрались до перевала. Этой минуты мы ждали давно. Еще в Катманду нам сказали, что с перевала видна Джомолунгма. Действительно, картина открылась впечатляющая. Гималайские вершины, почти столь же великолепные, как у Рериха, были видны отлично. Но с нами не было никого, кто бы мог сказать, какая из них — Джомолунгма. Наш водитель и неизвестно откуда появившиеся двое индийцев-сикхов в ответ на наш вопрос авторитетно указали на три совершенно различных снежных пика. Так и не найдя Джомолунгмы, мы вернулись в машину. Скоро я незаметно для себя уснул и проспал до вечера. Сразу же после пробуждения последовал новый натиск восточной экзотики.
Машина стояла на площади маленького городка. Наш шофер расхаживал вдоль ряда лавок в поисках сигарет. Внезапно от толпы аборигенов отделился человек сурового вида и решительным голосом представился как йог и ясновидец. За небольшую плату он взялся рассказать, что сбудется в жизни со мною. Пассажиры нашего «джипа» говорили между собой по-английски. Поэтому любимец богов для начала поведал мне трогательную историю о некой девушке, терпеливо ждущей меня за океаном. Потом он пообещал мне богатое наследство и удачную карьеру на американской правительственной службе. Поняв по физиономии подследственного, что волховство не удалось, он удалился с достоинством и тремя рупиями.