Бригантина, 69–70

Древность непальская в отличие от европейской — лондонской, пражской, московской — не музейная, а живая. Неисчислимые храмы — буддистские, индуистские — не памятники старины, хотя многие из них, бесспорно, старше Тауэра или собора святого Петра. Для местного жителя они привычная деталь повседневной жизни. Кстати, сам местный житель, появись он на минутку даже в привыкшей ко всему Москве, вызвал бы всеобщее изумление. По Катманду вперемежку со стройными солдатами королевских войск и буддистскими монахами в оранжевых одеяниях разгуливают жители высокогорных районов страны в самых невообразимых костюмах. Чаще всего на них надеты дубленые полушубки из шкур — одежда, нелишняя ночью в непосредственной близости от гималайских снегов. Днем, когда пригревает солнце, они сбрасывают верхнюю часть полушубка, и у пояса образуются живописнейшие складки. В этих складках носят оружие, детей, съестные припасы, всякие бытовые мелочи и прочее.

Тут и там на перекрестках, в закоулках запутанных улиц на пугливого иностранца оскаливаются бесформенные изображения злых богов. Вся сила этих изваяний в их аморфности. Если бы огромный черный Кала Бхаирава — одно из перевоплощений Шивы, — сидящий со связкой отрубленных голов в сжатом кулаке, был сделан более тщательно, в нем было бы мало устрашающего. Просто комбинация из почти человеческих рук, почти слоновьих ног и почти птичьей головы. Но фигура вырублена грубо, еще более грубо раскрашена и не напоминает ничего живущего. Это и производит угнетающее впечатление. Впрочем, в основном на непривычных иностранцев. Непальские ребятишки смотрят на страшного бога так же равнодушно, как нью-йоркские на рекламный плакат пепси-колы, — он вошел в привычку.

О непальской детворе следует сказать отдельно. Непальцы — народ открытый, дружелюбный и общительный. Эти черты начинают проявляться очень рано. Четырехпятилетний житель Катманду уже весьма приятный собеседник, не уклоняющийся от знакомства, бесстрашно готовый к обмену мнениями с незнакомым дядей. Общение со мной было для малолетних непальцев особенно увлекательным: моя фигура, довольно-таки длинная и по московским масштабам, среди невысоких непальцев выглядела совершеннейшим отклонением от нормы. Когда я появлялся на базаре, дети сбегались из соседних кварталов. Наверное, так вели себя наши юные бабушки и дедушки, когда приезжал бродячий цирк.

Забавной была встреча с десятилетним главным жрецом одного из буддийских храмов в пригороде Катманду. Он принял нас — нескольких иностранцев — с солидностью, подобающей человеку, занимающему столь высокий пост. Собственно, внутрь храма мы не вошли из опасения оскорбить религиозные чувства окружающих. Главный жрец смотрел на нас из-за решетки, обрамлявшей некое подобие алтаря. Внезапно на его лице отразилась явная внутренняя борьба. Оборачиваюсь и вижу, что находившийся среди нас американец показывает служителю культа большую конфету с очевидной целью выманить его на улицу. Жрец терзался, но наружу не шел. Тут же нам объяснили причину такой стойкости. Дело в том, что, выйдя за пределы храма, юный священнослужитель должен был прежде, чем вернуться внутрь, совершить очистительное омовение. Утро было прохладное, и подобная перспектива не могла ему улыбаться. Мальчишка мудро решил не поддаваться искушению и в итоге выгадал — конфета была послана ему через решетку.

Гуляющая корова — обычная картина для городов, где многие жители исповедуют индуизм. Но такого количества крупного рогатого скота, как на улицах Катманду, нет, пожалуй, ни в Калькутте, ни в Бенаресе. Вместе с гигантскими непальскими козлами коровы непринужденно разгуливают по базару, искоса поглядывая на лотки торговцев зеленью. Зная, что никакое религиозное почитание не спасет ее от палки в случае кражи, корова ведет себя как осторожный хищник. Она спокойно проходит мимо зеленной лавки, обмахиваясь хвостом и делая вид, что совершает моцион по предписанию врача. Затем неожиданно следует прямо-таки яшинский бросок — корова хватает огромную непальскую редиску и скрывается за углом. В эти мгновения в ее взгляде появляется что-то тигриное.

Между коровами, козлами и немногочисленными автомашинами, разгоняя их киноаппаратами, снуют неизбежные американские туристы. Несмотря на то, что большинство из них, как всегда, почтенные молодящиеся старушки, они с интересом разглядывают знаменитые эротические скульптуры, украшающие большинство храмов города. Эти скульптуры не просто украшение. Это своего рода громоотвод. Дело в том, что бог любви Кама, как известно, находится в дружеских отношениях с Индрой-громовержцем. И конечно, Индра не станет ссориться с другом, посылая молнию в скульптуру, которая посвящена Каме.