Здесь и там стены зданий, служивших убежищем для защитников крепости, под бомбами и снарядами штурмовых пушек становились дымящимися развалинами, где, казалось, не могло остаться ничего живого. Но проходило немного времени, и из этих руин снова раздавались пулеметные очереди, трещали винтовочные выстрелы: уцелевшие бойцы, раненые, опаленные огнем, оглушенные взрывами, продолжали борьбу.
По ночам противник посылал к казармам группы своих диверсантов-подрывников. Таща за собой ящики с толом, они старались подползти к зданиям, занятым защитниками крепости, и заложить взрывчатку. Партии саперов пробирались в наше расположение по крышам и чердакам, спуская пачки тола через дымоходы. В темноте чердаков вспыхивали внезапные рукопашные и гранатные бои, здесь и там раздавались неожиданные взрывы, обрушивались потолки и стены, засыпая бойцов. Но и оглушенные, израненные, полу-задавленные этими обвалами люди не выпускали из рук оружия. Вот как описана в немецком донесении одна из таких операций саперов: «Чтобы уничтожить фланкирование из дома комсостава на Центральном острове, туда был послан 81-й саперный батальон с поручением подрывной партией очистить этот дом. С крыши дома взрывчатые вещества были опущены к окнам, а фитили зажжены; были слышны крики, стоны раненых при взрыве русских, но они продолжали стрелять».
Враг уже не гнушался никакими, самыми подлыми средствами, стремясь скорее подавить упорство осажденных. Захватив госпитале и перебив находившихся там больных, группа автоматчиков, надев больничные халаты, попыталась перебежать в центральную крепость через мост у Холмских ворот. Но бойцы Фомина успели разгадать этот маскарад, и попытка врага была сорвана. В другой раз, атакуя на этом же участке, солдаты противника погнали перед собой толпу медицинских сестер, взятых в плен в госпитале, а когда наши пулеметчики огнем с верхнего этажа казарм отбили и эту атаку, гитлеровцы сами перестреляли женщин, за спинами которых им не удалось укрыться. Во время штурма восточного форта фашисты выставили впереди своих атакующих цепей шеренгу пленных советских бойцов, и защитники форта слышали, как эти пленные кричали им: «Стреляйте, товарищи! Стреляйте, не жалейте нас!»
С первых дней враг стал засылать в крепость своих агентов, переодетых в форму советских бойцов и командиров. То это были провокаторы, которые делали вид, что они бежали из немецкого плена, и распускали всевозможные панические слухи, стараясь смутить дух осажденных. То это были прямые диверсанты, исподтишка поражавшие защитников крепости предательскими выстрелами в спину. Но уже вскоре наши воины научились распознавать лазутчиков врага, и их быстро вылавливали и уничтожали.
Каждый день над крепостью на смену бомбардировщикам появлялись маленькие трескучие самолеты, разбрасывавшие листовки. В этих листовках, заранее отпечатанных в Берлине, говорилось о том, что германские войска заняли Москву, что Красная Армия капитулировала и что дальнейшее сопротивление бессмысленно. Потом стали сбрасывать листовки с обращением непосредственно к гарнизону крепости, где гитлеровское командование, отмечая мужество и стойкость осажденных, пыталось доказать бесполезность борьбы и предлагало защитникам крепости «почетную капитуляцию». Но на все эти призывы крепость отвечала огнем. Однажды на участке 84-го полка бойцы залпами из винтовок сбили немецкий самолет, разбрасывавший листовки. В другой раз стрелки Фомина собрали десятка два таких листовок, и на каждой из них старшина Меер, немец из Поволжья, нарисовал свинью с усиками Гитлера, подписав внизу по-немецки: «Не бывать фашистской свинье в советском огороде!» Тут же группа комсомольцев отправилась «на охоту», и вскоре в расположение полка был доставлен пленный гитлеровец. Его с ног до головы оклеили листовками и в таком виде отправили назад, к своим.
Когда наступали минуты затишья, в разных местах крепости начинали работать немецкие громкоговорящие установки. Они также передавали обращения к гарнизону, призывая осажденных сложить оружие и обещая всем сдавшимся «хорошее обращение, питание и заботливый уход за ранеными». Впрочем, день ото дня тон этих обращений становился все более угрожающим, и вкрадчивые уговоры сменялись зловещими ультиматумами, в которых защитникам крепости давалось на размышление полчаса или час, после чего противник грозил «стереть крепость с лица земли и смешать с землей ее гарнизон». Но и на эти угрозы бойцы отвечали выстрелами, а однажды в ответ на такую передачу над северными воротами крепости появилось полотнище, на котором кровью было написано: «Все умрем, но крепости не сдадим!»
Обычно после передачи очередного ультиматума немцы прекращали обстрел крепости и наступала мертвая тишина, нарушаемая лишь громким голосом диктора, время от времени повторявшего: «Осталось десять минут!», «Осталось пять минут!» И как только истекал назначенный срок, на крепость разом обру-шивался шквальный огонь немецких пушек и минометов и начиналась жестокая бомбежка с воздуха.