Бремя живых

Потому что господин Иван принадлежал, похоже, к тому же типу людей, к которому самозванно причислил себя Максим. То есть легко переходящему от показной любезности к слабо контролируемой истерике. Как-то очень неприятно у него сузились глаза и запрыгали губы. Вот-вот — и кинется, вцепится скрюченными пальцами в горло.

Безусловно, маньяк параноидального типа, и все, что он изображал до этого момента, входило в образ, который он сам себе придумал и старательно культивировал. Иные люди умеют поддерживать избранную маску десятилетиями, изредка сбрасывая ее только наедине с собой или в пыточных камерах. И уж там релаксируя[63] на всю катушку, приводя в изумление[64] не только жертвы, но и ближайших помощников, если покажется вдруг, что нет в них должного рвения. Пожалуй, и псевдоним он себе выбрал на уровне подкорки, но верно.

А Бубнов, как ни крути, психиатр и психолог не из худших и с контрразведчиками накоротке общался. Которых ему же изучать и анализировать приходилось, поэтому нужный ход он нашел почти сразу. Точнее, все ходы он знал заранее, требовалось только найти необходимую точку наложения состояния пациента на подходящую схему. И соответствующий тон, конечно. И взгляд.

— Может, Иван Васильевич, мы с вами перейдем с ныне занимаемых нами мест вон туда?

Он указал на резной журнальный столик перед диваном в дальнем углу комнаты.

— Сядем, как полагается уважающим друг друга людям, именно вот так: вы — на торце, я — через угол, рядом с вами. Вы прикажете принести прохладительные напитки, а лучше кофе с коньяком или, еще лучше, с ликером типа «Бенедиктин» или «Шартрез». И поговорим, наконец, без всякой дурацкой дипломатии. Вы скажете, что нужно вам, я, в меру своего понимания, отвечу. Неужели вы до сих пор ничего не поняли?

В своем деле Максим был спец, это даже Ляхов признал, ознакомившись с его программами. Вдобавок владел искусством мгновенного гипноза и неоднократно им пользовался еще в прежней, чисто медицинской жизни. Поэтому сознавал, что сейчас этого делать нельзя ни в коем случае. Пациент, с его складом психики и достаточно высоким интеллектом, наверняка почувствует воздействие и среагирует крайне негативно. А если даже и нет, наверняка за ними сейчас наблюдают его сообщники. И нельзя ошибиться, самонадеянно представив, что там все такие же тупые ломовики, как те, что ворвались к нему в квартиру.

— Давайте, Максим Николаевич, — согласился Иван Васильевич. — Знаете, от всей души вами восхищен. Вы только что довели меня до крайности и тут же изящно обратили все в нормальное упражнение из курса практической психологии. Вы где учились?

Бубнов сообразил, что собеседник еще сложнее, чем предполагалось поначалу. Что ж, тем лучше. Отчего и не размяться? Боксером он был посредственным, разряд когда-то получил, но к тому, что бьют по лицу, так и не сумел привыкнуть, хотя сам бил вполне адекватно. Зато в шахматах у него получалось лучше. А уж в преферансе… Главное — такая фишка поперла! Не помешал бы кто.

— Да где ж? А то вы не знаете? Исключительно на медицинском факультете МГУ. Нормальному человеку вообще незачем учиться сверх необходимого минимума. Самообразование дает намного больше. Вот, глядя на вас, я чувствую, что вы зачем-то осваивали курс психологии… э-э-э, сейчас догадаюсь… Пожалуй, в Сорбонне. У незабвенного Пиаже или кого-то из его учеников. Угадал? А сейчас, простите, мне будет позволено — в туалет? Прямо сил нет терпеть…

Сказано это было так вовремя и с убедительнейшим выражением лица, что очарованный научной беседой с коллегой Иван Васильевич широким жестом указал на дверцу слева и сзади от письменного стола. Никаких неприятностей он уже не ждал. Да и чего ждать?

Кабинка была удобная, оснащенная всей подобающей сантехникой, а главное, пневматической сушилкой для рук.

Под ее гул Максим, присев за бачок унитаза, чтобы поймать зону тишины, экранированную, в свою очередь, от подслушивания, смог наконец использовать аппарат по назначению.

— Кто меня слышит? Я — Тридцать третий.

— Слышим. Нормально слышим. Я — Первый. Делай, как делаешь. Мы рядом. Все правильно. Будет надо — войдем через пару минут. Но лучше работай до конца. Санкция на все!

Максим вздохнул облегченно. Теперь действительно можно делать и говорить что хочешь. Ничем практически не рискуя. А Иван его заинтересовал чрезвычайно. Да почему бы и нет. В заговоры, в конспирацию идут обычно люди неординарные. С мозгами, с мыслями, с идеями.

Раз все позволено, так, может быть, получится окунуться в совершенно чуждый, но интересный мир? Прямо по Достоевскому. Беда вот только — не удастся. Чекменев не позволит. Надо же программу «Верископ» осуществлять. И — уже завтра. Хотелось бы раздвоиться, так невозможно это, к сожалению.