Брать живьем! 1919-й

– Как и тогда, никаких документов, денег или ключей, – вздохнул матрос. – Мы ждали, что в Угро поступят заявления о пропаже людей, но так и не дождались. Видимо, они были одинокими, либо проезжими. Боюсь, и теперь никто не озаботится заявить об исчезновении.

Журкин взял у меня свой саквояж, коснулся рукой шляпы канотье и отбыл по своим делам.

Я поднял с земли мешок, осмотрел его снаружи, потом изнутри. Внутри не было ничего, кроме нескольких стружек.

– В одном из тех мешков тоже были стружки, – заметил матрос, сворачивая из тонкой газетной полоски цигарку.

Я бросил на него внимательный взгляд.

– Спиридон Прокофьич, а не зацепка ли это?

Он закурил, несколько раз затянулся и выпустил клуб дыма.

– Хм-м, может быть… Предположим, что убийца имеет отношение к морю и столярному делу. В таком случае имеет смысл раздобыть сведения об отставных матросах и столярах.

Появились санитары. Когда они погрузили тело на подводу и поехали в морг, мы со Рундуком разбежались в разные стороны. Я решил навестить Кузовлева, а матрос вернулся в здание милиции, чтобы заполучить адреса петродарских матросов и столяров.

Бывшего сыщика я нашел в палисаднике перед домиком с лопатой в руках. На нем были видавший виды пиджак, старые брюки и стоптанные ботинки.

– Харитон Петрович! – окликнул я его.

– А-а, Данила, – разогнул он спину. – Приятно снова вас видеть!.. Проходите в дом, сейчас чайку попьем.

– Cпасибо, в следующий раз. Я к вам по делу.

Дворянин вбил лопату в землю, ополоснул руки из умывальника, прибитого к засохшему стволу вишни, и подошел ко мне. Мы обменялись с ним дружеским рукопожатием.

– Чем могу помочь? – cпросил он, улыбаясь.

Я рассказал ему о деяниях «пустырника» и попросил сходить вместе со мной в морг, чтобы попытаться опознать убитого. Кузовлев любезно согласился. Прогулка оказалась не напрасной. Удалось выяснить, что третьей жертвой убийцы cтал бывший коллежский секретарь Дмитрий Станиславович Петровский. Как мы и предполагали, он происходил из потомственных дворян, являлся сыном коллежского асессора, занимавшим до революции должность делопроизводителя при канцелярии воинского начальника.

– Он был одинок, насколько я знаю, – сказал мне Кузовлев после опознания. – Жена умерла в молодые годы, единственный сын погиб в первый же год Великой войны. Последнее время Дмитрий Станиславович жил на Базарной улице в доме бывшего купца Попова.

Я душевно поблагодарил сыщика и заскочил в здание милиции. Скворцов еще был там, составляя список горожан, занимавшихся столярным делом.

– Ай да Кузовлев! – воскликнул он, засовывая список в карман бушлата. – Теперь нам хотя бы известно, кто последняя жертва.

Мы сразу же отправились по названному адресу. Жильцы показали, что Петровский снимал в доме квартиру, состоящую из двух небольших комнат, прихожей и спальни. С помощью слесаря мы вскрыли ее. Первое, что бросилось в глаза, это чистота и порядок. Видно было, что не здесь случилась трагедия. Нашлась соседка, женщина лет сорока, которая иногда убиралась в комнатах дворянина.

– Попросит меня, ну, я и приду, – пояснила она. – Подмету, пол вымою, везде пыль притру. Обходительный был барин, царствие ему небесное, слова плохого от него не слышали… Все про женушку да сына своего убиенного мне рассказывал. Горько тужил… А это что такое? – Она уставилась на каминную полку. – Чудеса!.. Еще позавчера здесь часы большие стояли, отделанные золотом с позолоченными же канделябрами… Неужели отнес красоту такую на базар?! Ладно там, колечко или…

– А он, что, Прасковья, носил на базар фамильные драгоценности? – перебил ее Скворцов.

– Носил. То перстенек выменяет на еду, то брошку, то серьги.

Мы с матросом переглянулись. Блестки истины наконец-то мелькнули в сумраке неведения.

– Допустим, Данила, что Петровский вчера понес на рынок часы с канделябрами, – сказал матрос, выпроводив из квартиры соседку и закурив цигарку…

– Чтобы продать, либо обменять эти вещи на еду и… нарвался на «пустырника», – продолжил я. – Тот пригласил его к себе на дом под каким-то предлогом и прикончил с целью завладеть означенными ценностями!

– Выходит складно… Возьмем-ка из семейного альбома фотографию Петровского и пройдемся с ней по рынку. А вдруг удастся узнать, с кем он вчера покинул его часов этак в двенадцать.

Сказано-сделано. Мы выбрали подходящее фото и отправились на рынок. Что-то мне подсказывало, что избран верный путь. Правда, поначалу все было скверно. Одни торговцы, глядя на фото, поджимали губы, чесали в затылке и пожимали плечами, другие, едва взглянув, отрицательно качали головами. Первая удача нам улыбнулась в тот момент, когда фото оказалось перед подведенными синими глазками смазливой молодой женщины, торговавшей яблоками и грушами.

– Подходил ко мне вчера этот гражданин, – призналась она, игриво поглядывая на меня. – Бородка, усики, он это был, точно. Продала ему парочку своих груш.

– Что он нес в руках? – поинтересовался матрос.

– Cумку, а что в ней было, не ведаю.

– Куда он пошел от вас? – cпросил я.

– А вон туда, красавчик, к крупам да макаронам.