Бранкалеоне

«Подлинно, — сказал тот, — ты оказался в великой опасности; было бы лучше, чтобы твой хозяин увел тебя домой или продал, дабы ты мог удалиться отсюда и не был вынужден созывать совещание, в котором, как и я опасаюсь, тебе придется потерять репутацию, а за ней тебе надобно в особенности приглядывать. Ибо, если ты ее потеряешь, все будут лягать тебя и кусать, и вообще всячески являть тебе презрение, как самому большому невежде и глупцу, какого только сыщешь. А если ты все-таки вынужден будешь созвать совет, надобно тебе изложить дело таким образом, чтобы все были разволнованы и оттого решительно намерены отыскать такое средство, ибо от этой решительности, если она будет общей, зависит всё, а несогласные вынуждены будут ухватиться за какое-нибудь средство, хорошо ли оно будет или дурно».

«Доброе ты даешь наставление, — отвечал осел, — и у меня есть кое-кто, способный внушить такое волнение и так повлиять на умы, что все поневоле примут решение, согласное с нашим желанием. Есть у меня здесь один особливый друг, который, можно подумать, учился в университете, так он умеет отменно преподносить свои доводы; а кроме того, величайшие тяготы, им претерпенные, так изощрили его разум, что он сделался весьма дальновиден. Я намерен найти его немедленно и просить исполнить эту службу, первым взяв слово на совете после того, как я оглашу принятое решение».

С этими словами он удалился и, сыскав помянутого осла, известил его о своей нужде и велел ему исполнить эту службу. Когда созван был совет и все собрались в удобном месте, кто стоя на ногах, кто усевшись, и все — навострив уши и в великом внимании, его степенство осел начал так:

«Дорогие мои братья, много почтенные меж всеми зверьми! Великое дело, одно из важнейших и полезнейших для нашего племени, подвигло меня созвать всех вас на этот совет. Посему, как вы все собрались здесь по доброй воле, то и должны со всяческою готовностью и усердием не только склонить ко мне слух, но и принять предложение, которое я вам сделаю, а потом исполнить его без всяких противоречий. Так как приступали ко мне с настояниями могущественные особы из вашей среды, которые, обратясь к помощи и мнению самых мудрых и проницательных ослов, захотели отыскать средство противу общих для всех нас бедствий, я неустанно кипятил себе мозг, поднося огонь самой пылкой любви, какую неизменно питаю ко всем вам, чтобы добиться продуманного решения об этом предмете. И наконец в одном собрании (ибо сие важнейшее дело обсуждалось меж самыми искушенными) решено было прибегнуть к Юпитеру и, изложив наши нужды и различные наши печали, бедствия и лишения, просить его, чтобы изволил нас утешить, изменив или хотя бы облегчив наше тягостное состояние и наше прескверное положение. А так как эта мольба должна совершаться от имени республики, рассудилось нам за уместное созвать вас на совет, дабы все единогласно избрали посланников к Юпитеру, которые бы говорили и умоляли от общего лица. И так как это дело столь важное, а особа, с которой надлежит вести дело, столь достойная, я увещеваю вас выбрать из тех, кто имеет вид представительный и способен убедительно преподнести наши доводы».

Когда было сделано это предложение, послышались в собрании разные перешептывания и один заглядывал в глаза другому, как бывает, когда услышится невообразимая новость. Тогда тот осел, что приготовился держать речь, не дожидаясь, что другие начнут реветь и пердеть раньше его, и производя такие телодвижения, словно воскрес из мертвых и получил лучшее известие на свете, начал так:

«Теперь я уповаю увидеть конец столь многих и жестоких наших бедствий, ибо вижу, что удача уже обращает к нам свой лик, приятный и любезный, и изъявляет склонность облегчить нам жребий. Возможно ли, чтобы невежество ослов царило доныне? И чтобы никто и не подумал воспользоваться этим средством? Я бесконечно благодарю вас, господин осел, и того, кто это вам присоветовал, затем что с такою мудростью и любвеобилием вы искали и обрели это действеннейшее средство; и я радуюсь и веселюсь со всеми вами, братья мои, ибо в наши времена узрится сия дивная и вожделенная помощь и все мы насладимся толь великим благодеянием, что никогда не было даровано нашим предкам. Не думаю, что среди всей ослиной породы найдется хоть кто-то, способный похвалиться, что когда-нибудь благоденствовал хоть два часа кряду, и не верю, что найдется меж нами кто-нибудь, кто не сносил, и не сносит поныне, самых суровых и жестоких мучений в свете, конца им не видя. Я, недалеко переваливший за половину моих лет, переменял разных хозяев и неизменно оказывался в положении еще горшем, а теперь привели меня сюда на рынок, где я пребываю в величайшей тревоге, ожидая, что продадут меня тому, кто станет со мной обращаться еще хуже. Я хочу рассказать вам, какие выпали мне тяготы, чтобы вы постигли, что у меня есть повод радоваться, что нашлось для нас это облегчение.