Бранкалеоне

Привел покупщик осла к себе домой, обласкал и поставил в стойло, где был еще один престарелый осел и пять-шесть голов рогатого скота. Осел немало негодовал, видя, что водворен в таком подлом месте и среди незнатной скотины, и почитал себя далеко падшим из первоначального своего состояния, так что не по вкусу ему пришлись ни ласки крестьянина, ни предложенная снедь, добрая и обильная. Из-за этого он кипятил себе мозг, как поступают недовольные честолюбцы, не находящие удовлетворения своим честолюбивым желаниям.

Посреди ночи старый осел поднялся помочиться, как это присуще старикам, заметил, что новый товарищ не спит, но то и дело вздыхает, и, думая, что он чем-то болен, пожалел его. Он приветствовал его и справился о здоровье, советуя, если какая телесная боль ему досаждает, громко зареветь: тогда-де хозяин, услышав, придет посмотреть на него и даст подобающие лекарства.

Тот благодарил за доброжелательство и поданный совет и сказал, что его болезнь не нуждается в телесном врачевании, ибо не телесная немощь, но глубочайшая печаль его снедает.

— Может быть, — возразил старый осел, — тебе необычною кажется перемена жилья и хозяина? Так бывает с каждым на первых порах, но это дело маловажное; ободрись, ибо ты оказался в хороших для осла условиях: у тебя в достатке будет тучной травы, и хороших отрубей, и другой отменной снеди. А что до трудов, так как мы будем вместе, они будут не столь велики и тяжелы, чтобы не снести их с легкостью. Коротко сказать, знай, что наш хозяин внимателен к своей скотине, я тебе в том ручаюсь.

— Твои слова, — отвечал тот, — немного прояснили мой хмурый дух, и так как я вижу в тебе такую любовь, то хочу объявить тебе о моем положении и участи, а также о моей печали, а вместе и получить от тебя какой-нибудь совет.

И он изложил все течение своей жизни до сего часа, в том виде, как это выше описано. К этому он присовокупил:

— Теперь знай, мой дорогой отец (я буду так тебя называть, и по твоим летам, и по твоей доброте), что я весьма удручен, видя себя столь униженным: от служения знатной особе я взят и поставлен служить незнатной, от коей не могу ожидать ничего, кроме обращения низкого, сурового и далекого от всякой сладостной учтивости. И хотя ты уверяешь меня, что это добрый хозяин и что он хорошо обращается со своей скотиной, ты так говоришь оттого, возможно, что не видал другой участи, а познай ты перемену, подобную моей, ты бы так не говорил.

— Ты заблуждаешься, — возразил тот, — я тоже был с юности в службе у знатной особы, употреблявшей меня в различных надобностях. Правду сказать, я не видывал службы тяжелее; знай, чем могущественнее люди, тем больше презирают они того, кто им служит. Нужды нет, что ты осел добрый и способный, ибо для них достаточно видеть свое величие и низость ослиной природы и участи. И хотя не требуется приводить тебе на этот счет доводы и примеры, так как ты сам это испытал, однако к вящему твоему утешению я хочу кое-что сказать. Знатные люди держат в доме ослов не из нужды в них, но по некоей сумасбродной прихоти (им ведь определены служить лошади, причем самые красивые), так что те не видят от них никакой любви. Они у себя донимают ослов на разный лад, а коли те околеют в своем убожестве, это не причинит хозяевам ни малейшего огорчения. Оттого их власти надлежит бежать, как несчастья, а не желать ее. Но, может, лошадям у них живется лучше? Нет, их труды несносны, а если бедняги не потрафят причудам хозяев, те кричат: «Ну, будет с меня!» — и тотчас гонят их из дому, нимало не помня об их былой службе.

Помню, служил у моего хозяина добрый конь (питавший ко мне великую любовь), который никогда не упрямился и неизменно служил ему к великому его удовольствию. Этот несчастливец — когда однажды хозяин ехал на нем, да еще посадил на круп своего друга и направил коня весьма крутой и каменистой дорогой — поневоле преклонил колени, целуя общую мать[117], так что друг свалился с крупа. Прогневленный хозяин спешился и, выхватив кинжал, неистово колол коня в бока, покуда не убил. И толку не было, что конюх напоминал ему о добрых качествах коня, о верной его и надежной службе, какую тот нес неизменно. Вот как ценится служба у знатных людей, которые всегда, попользовавшись конем, покуда он в силах трудиться, вместо награды за службу и пособия в старости продают его какому-нибудь лодочнику или еще кому, а тот обрекает его мучиться хуже прежнего.