Босс моего бывшего

Стас осматривается – даже за спину себе заглядывает, – словно вместе со мной приехало правление холдинга в полном составе, включая менеджеров всех вертикалей. Вонзает лезвие топора в край колоды, из-за пояса потёрных джинсов вытаскивает белоснежный платок, вытирает со лба пот, я подхожу вплотную и, схватив за плечи, хорошенько встряхиваю Стаса.

– Поклонский, ты взбесился? – удивляется и морщится, пытаясь скинуть мои руки. – У меня отпуск, ты разве меня не услышал? Могу я один побыть или обязательно нужен хоровод?

Как он меня сейчас бесит, вы бы только знали!

– Ко мне Настя приходила. Показывала синяки. Ты почему такой придурок?

Стас дёргается, я его отпускаю. Отстраняется, странно глядя на меня, будто именно я сошёл с ума.

– Ты чего, Поклонский? Какие синяки? Бухал, что ли? Белку поймал?

Куда только делся мой интеллигентный Стас?

Но он так ошарашен сейчас, что я на миг теряюсь. Вглядываюсь в его глаза, а в них непонимание.

– Я не понимаю, – бормочет. – О чём ты, Дима? Я не трогал Настю.

Снова оглядывается, а поникшие плечи лучшее подтверждение его слов.

Что, мать его, происходит?!

Глава 30 Дмитрий

– Если нужно будет, я тебя к столбу привяжу, – отталкиваю Стаса, и он пятится назад.

Бычится, насупленный, молчит, а я продолжаю:

– Ты не в том состоянии, чтобы возвращаться в город.

Взываю к его разуму, и это помогает.

Стас берёт себя в руки. Дёрнув головой в сторону озера, разворачивается на пятках и идёт к воде. В августе ещё тепло, прогретая за всё лето земля не остыла. Рыльский снимает обувь, по пути скидывает брюки и, дойдя до берега в одних трусах, с громким всплеском ныряет.

У него есть отвратительная привычка – плавать под водой. Сколько раз в нашей общей юности пугались девчонки, когда он, нырнув, долго-долго не показывался на поверхности. Камнем уходил вниз, плавно грёб к другому берегу, не тревожа гладь. Девочки охали, бегали из стороны в сторону, в панике заламывая руки, а Стас хохотал, всплывая, доводил их до нервного срыва.

Вот и сейчас он проворачивает тот же фокус и, если плохо знать Рыльского, можно всерьёз решить, что он надумал утопиться.

Я стою у кромки воды, засунув руки в карманы. Смотрю на поверхность озера, по которой плывёт одинокий листок, уже успевший сменить цвет с зелёного на бледно-жёлтый. Есть в нас что-то общее, и когда его прибивает к берегу, наклоняюсь и подхватываю за тонкий стебелёк. С резных краёв стекает вода, капает на рукав, оставляя тёмные пятна на синем хлопке. Пахнет близкой осенью, первыми холодами и дождём, в котором скоро утонет город, как случается в любой сентябрь. Люди в восторге от жаркого лета, а я обожаю прохладный воздух, низкое грозовое небо и порывистый ветер, от которого захватывает дух.

Стас выныривает на приличном расстоянии, отфыркиваясь и часто мотая головой. Во все стороны летят брызги. Пытаюсь угадать, что сейчас творится в его всегда холодной голове. Я верю ему и не могу понять, что затеяла Настя. Одно ясно: Рыльскому нужно держаться от неё подальше, пока не случилось что-то, от чего он не отмоется. За парочку синяков по шапке если и дадут, то не сильно, но вот за большее можно поплатиться будущим.

Если Настя пришла ко мне с настоятельными просьбами с ним поговорить, то именно на это и рассчитывала. Не могла не понимать, что Стас будет отрицать. Тем более, если не виноват. Но синяки на её руке такие красноречивые. Их кто-то поставил!

Смяв в кулаке мокрый лист, пальцами другой руки сжимаю переносицу. Голова кипит, но я упускаю что-то важное и никак не могу ухватить за хвост ускользающую мысль. Я растерян из-за визита Насти, а оборот, который может принять эта история, наводит на самые дурные мысли.

– Стас, она посадить тебя хочет, – ору, а Стас так и замирает, балансируя над водой. – Да греби ты обратно, дельфин недоделанный!

Не знаю, услышал ли меня Стас или скорее угадал настроение, но на берегу он оказывается в рекордные сроки. Отряхиваясь от воды, он терпеливо ждёт.

А я повторяю:

– Она хочет тебя посадить.

Взмахиваю рукой, и смятый лист падает к ногам неопрятным комком. Стас следит за этим, нервно сглатывая, и только широкие плечи выдают напряжение.

– Ты думаешь…

– Я уверен, – заявляю, и всё теперь кажется кристально-ясным.

– Но зачем она пришла к тебе? Это ведь глупо.

– Это только выглядит глупым, – скопившаяся внутри энергия требует выхода. Меряю шагами узкую полоску берега, и туфли вязнут в заиленном песке. – Слышал бы ты, как красиво она пела о твоей ярости, о нежелании её отпускать. Все знают, что ты любишь её, что готов весь мир к ногам бросить. Почему бы и не поверить, что мог в приступе гнева сделать Насте больно?

– Но ты же знаешь меня лучше других, ты ведь мне поверил!

– Я поверил, но поверят ли все остальные? У меня нет гарантии, что в эту минуту Настя не жалуется на тебя и твою жестокость всем подряд, до кого может дотянуться.

– Кому я нужен, чтобы на слово верить. Надо с ней поговорить!