Борис Годунов

Углич с уездом насчитывал 25 вёрст, имел три собора, 150 приходов и церквей, 12 монастырей и от 30 до 40 тысяч жителей. В городе имелся свой кремль, окруженный высоким бревенчатым забором с девятью глухими и двумя проездными башнями. На территории кремля располагался Богоявленский монастырь, Спасо-Преображенский собор и ряд хозяйственных построек. Имелись и свои «царские палаты »^^^ в которых и разместилась отверженная Царица Мария с сыном Дмитрием. Другие представители клана Нагих разместились поодаль, в самом Угличе, имели свои «дворы». Жизнедеятельность Нагих обеспечивали многие десятки дворовых людей.

Мария с сыном и близкими прибыла в Углич 24 мая 1584 года. Англичанин Горсей свидетельствовал: «Царицу сопровождала разная свита, её отпустили с платьем, драгоценностями, пропитанием, лошадьми и прочим — всё это на широкую ногу, как подобает Государыне »^^^.

В Угличе оказались влиятельные представителя рода Нагих. Отец Марии — Фёдор Фёдорович, её братья Михаил и Григорий, дядя Андрей Александрович. Нагие не просто «жили в Угличе», но жили по-царски. Мария Нагая всем своим поведением постоянно подчёркивала, что она — «природная» Царица, а её сын «подлинный» будущий Царь. Родственники Марии, которые находились рядом с «царицей», вели себя так, будто угличская земля не есть частица Руси, а вполне «независимое», самостоятельное «Углицское царство», их царство. Эта комедия тщеславия оборвалась в один миг — 15 мая 1591 года...

Глава 4 Событие тёмное, «дело» роковое

Теперь настала пора внимательно рассмотреть событие 15 мая 1591 года, которое, как уже выше говорилось, оказалось не просто резонансным, но во многом определившим рисунок исторического действия в последующие десятилетия. Что же касается исторического облика Бориса Годунова, то до сего дня смерть Царевича Дмитрия всё ещё остаётся для немало числа людей «позорным клеймом» на «исторической репутации» Третьего Русского Царя. Как велеречиво высказался Н. М. Карамзин, «проклятие веков заглушает в Истории добрую славу Борисову »^^^ Николай Михайлович единственный среди историков решался говорить и от имени «веков», и от имени «Истории»...

Первым публично «обличил» Бориса Годунова интриган и клятвопреступник Василий Шуйский в июне 1605 года, накануне прибытия в Москву законного «Царя Димитрия Иоанновича». Правда, тогда пришлось уверять, что, несмотря «на козни» Бориса Годунова, Царевич «чудом» избежал смерти. Самозванцу и присягали как сыну Царя Иоанна Васильевича.

Даже мать Царевича — Мария Нагая, теперь инокиня Марфа, вызванная из своего монастырского уединения, тут же прилюдно, со слезами на глазах, признала «родное дитя». Вот как сцену встречи «сына» с «матушкой» описал очевидец, французский наёмник Жан Маржерет. «Он (Лжедмитрий. — А,Б.) выехал ей навстречу за версту от города. Поговорив с сыном около четверти часа, в присутствии всех вельмож и граждан, она села в карету, а Царь и вся знать провожали её пешком до самого дворца »^^^.

Менее чем через год, когда первая Лжедмитриада позорно провалилась, а «законного » убили, тело сожгли и прах развеяли по ветру, всем главным участникам позорного действия прошлось снова прилюдно рыдать и просить «у народа православного » прощения. Особенно голосила инокиня Марфа; каялась, что «ради страха иудейского» признала в самозванце своего сына. В этом месте невольно хочется воскликнуть: хороша же была «монахиня »!..

В июне 1606 года состоялось всенародное прославление Царевича Дмитрия в лике благоверного^^^ и публично были выставлены его останки, оказавшиеся нетленными. Сохранилось описание «святых и честных мощей». «Мощи его целые, ничем не вредимые, только в некоторых местах немножко тело вредилося, и на лице плоть, и на голове волосы целы и крепкие, и ожерелье жемчужное с пуговицами всё цело, и в руце левой полотенце тафтяное, шитое золотом и серебром, целое. Кафтан весь таков же и сапожки на нём целы, только подошвы на ногах попоролися, а на персех (на груди) орешки положены, на персех горсть. Сказывают, что коли он играл, тешился орехами и ел, и ту пору его убили, и орехи кровью полились, и того дня оные орехи ему в горсти положили, и те орехи целы»^^^.

Или вот ещё одна картина, описанная известным очевидцем. «В гробу число одежд его было такое: одна, которая обычно при жизни его надевалась после первой на сорочку, была подпоясана, затем две, одного качества, сотканные из белой ткани, которые надевались прямо на белое тело, сорочка и штаники, покрывающие нижние части тела до ступней; сверх них, кроме этого сапожки с обувными платками, вид их тёмно-красный, а шапка на честной его голове из-за недостатков моего зрения забылась, [не знаю], была ли она тут с прочими [вещами], или нет. Замечательно и то, чем занимался он во время убиения... занятие у него по всему было чисто младенческое: потому что в гробнице, внутри её, у святой его груди хранились орехи, тогда у него бывшие, обагренные при убийстве его честной кровью, самостоятельно и обычно выросшие, притом дикие...