Большая чистка сорок четвертого года. Кот привратника

— Вот тебе стольник, и окажи мне небольшую услугу. — Я сунул купюру в нагрудный карман его зеленого пиджака.

— Что вам от меня нужно?

— Ты что, не хочешь заработать? Я ведь могу обратиться к кому-нибудь другому.

— Нет-нет, я просто спросил, что должен делать.

— Бери трубу и пошли.

Мы спустились с эстрады. Он сразу вспотел, платком вытирал шею.

— А где вы взяли эту одежду?

— Поменьше разговаривай, иначе сделка не состоится.

Губы у него дрогнули. Он отчаянно трусил, но отступать было поздно.

— Что я должен делать? — снова спросил он.

— От тебя требуется пройтись до двери в студию шесть Д, делая вид, что репетируешь вместе с нами какую-нибудь песенку.

— С кем это вы?

Я махнул рукой Сэвиджу и представил его как начальника отдела по борьбе с бандитизмом. Сэвидж держался прекрасно, то есть помалкивал.

— Что вы сегодня собирались лабать?

— Александр бэгтайм бэнд.

— Потрясающе. Итак, мы выходим в коридор, ты берешь две-три ноты и что-нибудь нам объясняешь, потом снова дуешь в свою дудку, а мы с приятелем тебе подпеваем, и так далее.

— И за все за это сто баксов?

Я так на него посмотрел, что он сразу понял: ФБР зря деньгами не бросается.

— Это опасно?

— Нет, если ты сделаешь все как надо. Значит, выходим и начинаем двигаться вот так, боком, лицами друг к другу. Понял?

Трубач вытер платком лоб. Только теперь я заметил, что у него парик и приклеенные усики.

— За сто баксов отчего же не постараться.

— Вот-вот, ты же умница, все понимаешь. И улыбайся, улыбайся.

XXIV

Трубач, трясясь от страха, вышел первым, а следом выскользнули мы, провожаемые восхищенными взглядами публики. Ее продолжал развлекать лохматый конферансье.

Мы закрыли за собой дверь, и внезапная тишина оглушила меня. Впрочем, не только меня — трубач встал посреди коридора как вкопанный, нервно перебирая клапаны инструмента.

— Там, у двери шесть Д, люди, — прошептал он.

— Пошли, пошли.

Он двинулся вдоль стены.

— Играй, — сказал я, — играй. И говори что-нибудь, что угодно, сукин ты сын. Тебе же заплатили.

Трубач издал несколько сдавленных звуков, похожих на рыдание.

— А здесь вступаем мы?

Он молчал.

— Отвечай же! — зашипел я в ярости. От волнения я был мокрый насквозь, каждая пора моего тела выделяла крупную каплю пота.

Трубач дрожащим голосом начал:

— Вы, ребята, вступаете после второго рефрена…

— Это будет импровизация?

— А может, лучше после третьего? — обнаглел Сэвидж.

Мы смотрели только на трубача, а он вдруг начал спотыкаться, и я молил Бога, чтобы парень не упал в обморок. Краем глаза я видел тех троих возле двери 6Д. Один из них отделился от стены, поглядел на нас, махнул рукой.

— Это здешние придурки, — сказал он своим дружкам.

— После третьего рефрена, — сказал трубач. Он, похоже, успокоился. — По замыслу Марти…

Двадцать футов до студии 6Д.

— Марти говорит, что вы, ребята, должны… Пятнадцать футов.

Тот оранг, что отозвался о нас пренебрежительно, прошел мимо. Вероятно, в сортир.

— То есть вот так: «Ду-ду дудл-ду»? — спросил великий комик Эли В. Сэвидж.

— Нет, не так, — поправил я его. — При словах «Самый лучший оркестр…» — тра-та-та!

Пять футов.

— Угу, — вяло подтвердил трубач, ему опять стало дурно при виде двух квадратных мордоворотов, изучающих свои грязные ногти уже в пяти футах от нас.

Я замедлил шаг возле двери в студию 6Е, которая боковой дверью сообщалась со студией 6Д.

— Давайте попробуем снова с этого места, — предложил я бодро. — Зайдем хотя бы вот сюда и порепетируем, пока есть время.

Кажется, я переиграл — верзилы заинтересованно уставились на нас. Взялся за дверную ручку — проклятье!

— Закрыто! — весело объявил я. Теперь уже и Сэвидж был близок к обмороку. — Черт знает что, позакрывали все свободные помещения!

Гориллы сверлили меня своими маленькими, туповатыми глазками.

— Кто это такие? — спросил один другого.

— Из программы «Тяп-ляп», кажется.

— Сейчас проверим, из какой они программы.

Фейгенбаум как раз подошел к двери в тот момент, когда ублюдок потянулся к голове Сэвиджа, чтобы смахнуть с нее канотье. Я стиснул в кармане рукоять кольта. Фейгенбаум изумленно смотрел на Сэвиджа через стеклянную дверь. Банкир в красно-белом пиджаке выглядел, конечно, импозантно. Вдобавок он, как безумный, размахивал руками. Фейгенбаум открыл дверь. В тот же миг я выхватил из кармана кольт, обернулся и, почти не глядя, выстрелил. Дважды. Один упал сразу, второй схватился за плечо. От всей души я добавил ему рукояткой по лбу. Он рухнул. Я резко присел и вырвал у него из-за пояса револьвер.

Из-за угла набегало еще сколько-то. Третьего я подстрелил в ногу, четвертого, кажется, тоже в плечо и вбежал в студию 6Д. Фейгенбаум запер за мной дверь.

— Что все это значит?

— Стекло пуленепробиваемое?

— Разумеется. Здесь вы в полной безопасности.

— А они это знают?

Гориллы бешено барабанили в стеклянную дверь.

— Они об этом спрашивали. Теперь я понимаю почему. — Фейгенбаум повернулся к Сэвиджу, тот сидел на диване, бледный как мел. — Вы в порядке, Эли?

— Да. Только немного… немного воды…

— Отпустите меня, — робко сказал трубач. — «Пепси-дент-шоу» начнется через пять минут.

— Ничего, опоздаешь. Сейчас отсюда выйти невозможно.