Болезнь Богов

     Пантелей узнал Птуся, криминального авторитета, с которым некогда “отбывал”. Но перед глазами промелькнула не зона, не побег, и даже – не жизнь. Ярко вспомнилось, как его арестовывали. Он тогда был председателем яхт-клуба.  Спасаясь ОМОНа, прыгнул спиной через поручни причала. Забежал в подсобное помещение, схватил висевшие там коньки, чтобы отбиваться лезвиями. Залез на крышу подстанции, откуда его и сняли. Какой же он был дурак! Надо было положить время и деньги на поиск Птуся, его убийство. Чтобы ни одного Смирнова не осталось!

- Ты мне родня, Пантелей!.. У матери своей спроси! – крикнул Птусь.

       Охранник ударил Птуся в живот. Тот отлетел к стене. Напарник Птуся ударил охранника локтем, вывернул кисть. Охранник согнулся и упал, оглушенный ударом ботинка в лицо. Второй напарник подхватил подмышку Птуся и выволок на улицу. Охранники Звира бросились за ними. Зазвучали выстрелы, визг тормозов.

        В регистратуре женщины визжали. Схватившись за головы, они шмыгнули в соседнее помещение. На полу остались оглушенный, ничего не видящий, не слышащий охранник, Пантелей  и Олег.

       Олег снял пистолет с предохранителя, приставил к виску Звира:

- Ну, что, Пантелей  Евстахиевич, Богу станете молиться?

       Пантелей  посмотрел на шурина:

- Тебе все мало Олег? Сколько ни дай, все мало?.. Плохо живешь?.. Надеюсь, ты шутишь?

       Олег поставил пистолет на предохранитель.

       Войдя в комнату отдыха Пантелей велел мертвых прокурорских завернуть в подстилки.

       Охранник Пантелея свинчивал или срывал видеокамеры, разбил и забрал пульт. Инфо из бани в отдел охраны не поступало. Оставалось в сауне.

        С экрана телевизора пела Люба.

        В машине Пантеоей усадил рядом с собой Дениса, заставив Константина перейти в джип охраны.

- Запись Любы на “Русское радио”  отвези.

- Я к ним уже ездил.

- И чего? Ее же вокал в ноты на студии подтянули.

- На “Русском радио” Любу не берут. Говорят, не формат.

- Дай денег. Скажи, чтобы по заявкам радиослушателей поставили. В “ Рабочий полдень“, или, как там, у них называется. Потом позвонишь, скажешь, что просишь поставить на день рождения маме.

- Хорошо.

- Не хорошо, а сделай. Я буду слушать, когда выйдет.

         К машине подбежала Люба. Пантелей опустил окно. За спиной Любы он видел, как трупы прокурорских грузили в фургон.

- Пантелей Евстахиевич, я петь не буду.

- Почему, Люба? Испугалась? Ерунда какая – то.

- Я любимого нашла. Замуж буду выходить.

- Кто он? Я его знаю?

- Вы его не знаете. Он – коммерсант. Водочный король из Чечни. Он мне петь запрещает… Точнее, я буду петь, но только для него. Дома.

- Глупо как-то. Может, в машину сядешь? Холодно на улице. И ты не одета.

- Нет. Не сяду в машину.

- Смотри… Я тебе другого мужа найду. Мужей много.

- Я уже с этим решила. Мне тридцатник.

- Резко ты за чечена решила выскочить! – ревниво сказал Пантелей.

- Он давно у меня был. Постоянно заказывал. Он меня выкупит. Я думала, а теперь решила, - Люба оглянулась на фургон, к4оторый увозил завернутые в банные половики трупы прокурорских.

- В хиджабе дома будешь сидеть? – не унимался Пантелей . – Детей рожать.                         49

- И детей рожать. По любви я готова и религию мужа принять.

- Смотри, чтобы еще троих жен твой будущий муж не привел. Оденет вас одинаково. Ты за старшую сойдешь… Вижу, ты в аффекте. Позвони, если, что… Поехали!

          Машины тронулись.

- Там сын прокурора города был! – крикнула вслед уезжавшему кортежу подбежавшая Лиза.

- Ничего не отменяется, - сказал Пантелей Денису. – Завтра тащи запись на “Русское радио“. Отдай тому, с кем говорил. А я сам по телефону переговорю. Или встречусь. Продавим!

           Cемёныч сидел за рулем лимузина, поскольку в перестрелке водитель был ранен, и его перевели в другую машину. На переднем сиденье, рядом с Семенычем, сидел Олег. Он повернул голову:

- Пантелей  Евстахиевич, чего вам эта Люба далась? У вас же ничего с ней даже не было.

- Откуда ты знаешь, что у меня ничего с Любой не было? – Пантелей  не показывал вида, но его задело.

- Потому что, я ближе других к вашему телу, - пошутил Олег.

- Олег, не умничай. Дистанцию держи. Может у меня с Любой, что и было… по – стариковски, чего ты,  все же не заметил. Или будет. Ты же не знаешь.

         Олег опустил окно и сплюнул.

                                                                                48

       Братья приехали к родителям в Жмеринку. Отец и мать, ставшие совсем сухонькими, умиленно ощупывали детей, восхищаясь круглотой и пышностью  Пантелея, величавостью Глеба. Мать не унималась, трогала мягкую бороду Глеба:

- Борода и усы! Подумать только. Такие густые! В кого бы это? В твоих что ли, Евстахий? В моих? В моего деда!.. Он такой же красивый был!

- А у меня порядок такой, - сказал отец, указывая на напольные сельскохозяйственные весы, - приехал – на весы. Уехал – на весы. Посмотрим, сколько веса набрал!

- Отец еще крепкий, - говорила мать, показывая сельский дом и огород, купленные на средства Пантелея. – Вчера колесо велосипеда качал, шина лопнула.

- Он еще ездит?

- Ездит на пасеку. Улей сзади ухитряется прикручивать.

- Пасека далеко?

- Далеко.

- Мать, ты бы сказала, чтобы отец на велосипеде ухе не ездил. Навернется.

- Я ему говорила. Не слушает.