Болезнь Богов

- А почему в паспортах не наши фамилии и имена? – насторожился отец. – Я Петр Петрович какой – то , а мать Мария Ивановна?

- Так надо… Поселим вас в хорошем месте. На Садовом кольце, на площади Маяковского. Это центр. Напротив дома два театра. В театр будете ходить. Мама, ты же любишь театр. Когда вы в последний раз приезжали, помните, как я в Большой театр вас на “Пиковую даму ” водил.

- Нам уже восемьдесят шесть лет.

       Родители привычно отказались лететь на самолете. В поезде Пантелей спросил мать:

- Мама, ты никогда не говорила. Кем ты приходишься Смирновым.

- Я не говорила, потому что не считала важным! – отрезала мать. – Я им вроде кузины что – ли. По девичеству, - оправдалась она, будто могла перерасти свое родство.

- Мадам, - галантно остановил отец сотрудницу вагона – ресторана, развозившую судки с супом и вторым.

       Взяли и напитки. За окном бежали поля с наливавшейся зерном пшеницей.

                                                                                49

        Птусь пришел к Серафиме. Она торопливо отправила сына в другую комнату.

- От него? – спросил Птусь.

- От него.

- А от меня не рожала! – сказал Птусь. – Принимай гостей.

       На кухне он ей, до смерти перепуганной, сказал:

- Ты чего людям лепишь, что замужем только за Арнольдом Оскаровичем была? Ну, и словосочетание! Язык сломишь. Фотки свадебные с ним показывала. А наши свадебные фотки выбросила?

- Слухом земля полнится!.. Ты мне чай из заварочного чайника наливай. У тебя с банкиром третья ходка? Я, Арнольд и он. Подкидыша он твоего оформил?

- Чего тебе от меня нужно, … Птусь?

- От тебя мне уже ничего не нужно, хоть и похорошела ты, расцвела. Как  кочерга была, когда по – юности и глупости мы поженились. Но я тебе целку ломал!.. Мне деньги твоего хомячка нужны. Откинулся я. Надо бы подустроиться. А жениться я теперь не могу, по понятиям.  Вольный человек!

            Серафима гремела чашками. Птусь пил заварку, разогретую в кофейнике.

- Кое – что для начала… Передумал! И от тебя возьму. Загородный дом на меня перепишешь. Спиногрыза своего зови. Будем знакомиться.

              Птусь играл столовым ножом. Когда зашел Саша, он обратился к нему с притворной нежностью:

- Знакомимся, Александр. Я – дядя Петя… Медведей я не ел.

             Мальчик улыбнулся. Птусь посмотрел поверх его чубатой головы на Серафиму:

- Со второй женой, Анькой Гундерман, или как там ее, Сааковой, тоже мне надо будет встретиться.

- Моя мама - твоя жена, дядя Петя? – спросил Саша.

- Нет, - потрепал его по голове Птусь. – Свобода – моя жена. А сваты – мозги. Лучше в школе учись!.. Что это у мамы за иконостас? – спросил Птусь про иконы на стене кухни.

                Саша пожал плечами.                                                                                                       52

- Дядя Петя, а где ты живешь?

- Где живу, меня уже нет. Пока буду жить у вас. Потом – рядом.

                Серафима выронила чашку. “Полиция “, - незаметно для сына написала она на запотевшем стекле. Птусь оттолкнул мальчика, быстро встал и вытер написанное. Саша потер ушибленное место.

                                                                              50

             Глеб в Оксанином загородном доме демонстрировал родителям их голографические копии. Родители восхищались и побаивались самих себя, ходивших в снопах света прожекторов, как живые. Что они  формально похоронены на Ваганьковском кладбище, Глеб и Пантелей им не сказали. Рассчитывали, что Оксана, Олег и молодежь, присутствовавшие на похоронах пустых гробов, ничего не скажут.

- Надо взять слово с Дениса и Костьки, - шепнул Пантелей Глебу.

              Тут “дети “и вошли. Облобызались с бабушкой и дедушкой.

- Какую тебе шизофрению поставили? – спрашивал Глеб Константина. – Параноидную?

- Психопатоподобную. Сейчас по американской классификации ставят: шизофрения и точка. Без базара.

- Как врачи к тебе в больнице относились? Не обижали?

- Врачам  не до меня было. Они госзадание выполняли. Это типа плана.Медсестры шпателем проверяли, чтобы мы колеса пили, на кадык не ставили. Мы натренировались не только таблетки, но и часы на кадык ставить. Потом отхаркиваешь, и норма. Можно нормальные таблетки пить: азалептин или феназепам, лирику. Остальные – говно.

- Спец!  Вы как в психушке без женщин обходились? В ручную переписывали?

- Глеб! – остановила мать.

               Глеб погрозил Константину пальцем:

- У них там было женское отделение!

                Вошел Арнольд Оскарович с Еленой Владимировной, державшей Яночку на руках.

- Где пациент?- весело спросил психиатр.

                 Глеб, Пантелей и Олег пожали ему руки. Пантелей указал на Константина, который смотрел настороженно.

- Костя, Арнольд Оскарович посмотрит тебя частным образом.

- Мало меня психиатры смотрели! Не хочу!

- Надо.

- Как он меня посмотрит?

- Дружок, я тебя на кушетке. Или на диване. Вот под язык пнксиолитик  положи.

                 Константин рассмотрел таблетку:

- Феназепам я люблю.

- Бери больше таблеток, не стесняйся.

                 Арнольд Оскарович подмигнул Звирам:

- От анксиолитика Костя расслабится. Психанализ и психотерапия легче пойдет.

- Разговоры я люблю, - сказал Константин. – Главное, без уколов.