Накачай этим компьютерный монитор, и когда кто-нибудь включит питание, ему в лицо взорвутся пять-шесть фунтов пороха.
Проблема в том, что мне нравился мой босс.
Если ты мужчина-христианин и живешь в Америке, отец для тебя – прообраз Бога. И иногда отца тебе дарит карьера.
Вот только Тайлеру мой босс не нравился.
Полиция будет искать меня. В прошлую пятницу я покинул здание последним. Проснулся за столом, запотевшим от моего дыхания, и Тайлер сказал мне по телефону: «Выходи. Машина ждет».
«Кадиллак» ждет.
Мои руки пахли бензином.
Механик из бойцовского клуба спросил: что бы ты хотел сделать перед смертью?
Я хотел уволиться. Дал Тайлеру отмашку. Милости прошу. Убей моего босса.
Я покидаю взорванный офис и еду на автобусе к гравийному разворотному кругу в конце маршрута. Здесь городские кварталы заканчиваются, начинаются пустыри и вспаханные поля. Водитель достает пакет с ленчем и термос и наблюдает за мной в зеркальце заднего обзора.
Я пытаюсь сообразить, куда пойти, чтобы не попасться полицейским. С заднего сиденья вижу около двадцати человек между мной и водителем. Насчитываю двадцать затылков.
Двадцать бритых затылков.
Водитель автобуса поворачивается и кричит мне:
– Мистер Дердан, сэр, я восхищаюсь тем, что вы делаете!
Никогда прежде я его не видел.
– Простите меня, – говорит он. – Комитет утверждает, это ваша собственная идея, сэр.
Бритые головы поворачиваются, одна за другой. Люди встают. У одного в руке тряпка, пахнущая эфиром. Ближайший ко мне человек держит охотничий нож. Человек с ножом – механик из бойцовского клуба.
– Вы смельчак, – добавляет водитель автобуса, – если согласились стать домашним заданием.
– Заткнись, – говорит механик водителю автобуса. – Дозорному полагается молчать.
Ты знаешь, что одна из мартышек-астронавтов держит резинку, чтобы обмотать тебе мошонку. Мартышки-астронавты заполняют переднюю часть автобуса.
– Вы знаете правила, мистер Дердан, – произносит механик. – Вы сами их придумали. Сказали: если кто-либо когда-либо – даже вы сами – попытается закрыть клуб, мы должны взять этого человека за яйца.
Гонады.
Шары.
Яички.
Представьте, что лучшая ваша часть заморожена и лежит в пакете для сандвичей в «Мыловарне на Пейпер-стрит».
– Вы знаете, что сопротивление бесполезно, – говорит механик.
Водитель автобуса жует сандвич и наблюдает за нами в зеркало заднего вида.
Воет полицейская сирена. В далеком поле тарахтит трактор. Птицы. Стекло в задней части автобуса наполовину опущено. Облака. Сорняки растут по краю гравийного разворотного круга. В сорняках жужжат пчелы или мухи.
– Нам нужен небольшой залог, – продолжает механик бойцовского клуба. – Это не пустая угроза, мистер Дердан. На сей раз нам придется отрезать их.
– Это копы, – говорит водитель.
Сирена – где-то спереди.
Как мне сопротивляться?
Полицейская машина тормозит перед автобусом, красно-синие огни сверкают через лобовое стекло, а кто-то снаружи вопит:
– Не двигаться!
И я спасен.
В определенном смысле.
Я могу рассказать копам про Тайлера. Выложить все про бойцовский клуб, и, вероятно, я отправлюсь в тюрьму, а проект «Хаос» станет их проблемой, и мне не придется смотреть на нож.
Копы подходят к ступеням автобуса, и первый коп спрашивает:
– Вы его уже порезали?
– Давайте быстрее, у нас ордер на его арест, – говорит второй коп.
Потом снимает шляпу и обращается ко мне:
– Ничего личного, мистер Дердан. Приятно наконец с вами познакомиться.
Я говорю: вы совершаете большую ошибку.
– Вы предупредили, что наверняка это скажете, – замечает механик.
Я не Тайлер Дердан.
– И насчет этого тоже предупредили.
Я меняю правила. Можете собирать бойцовский клуб, но больше мы не будем никого кастрировать.
– Да, да, да, – кивает механик. Он уже на середине прохода, держит перед собой нож. – Вы предупредили, что непременно это скажете.
Ладно, я Тайлер Дердан. Пусть. Я Тайлер Дердан, и я устанавливаю правила, и я говорю: положи нож.
Механик кричит через плечо:
– Какое у нас лучшее время для порежь-и-беги?
– Четыре минуты, – отвечает кто-то.
– Кто-нибудь засекает?
Оба копа поднялись в автобус, один смотрит на часы и говорит:
– Подождите, пока секундная стрелка окажется на двенадцати.
– Девять, – говорит коп.
– Восемь.
– Семь.
Я прыгаю в открытое окно.
Мне в живот врезается тонкий металлический подоконник, а позади механик бойцовского клуба орет:
– Мистер Дердан! Вы испортите нам время!
Наполовину свесившись из окна, я царапаю черную резиновую боковину задней покрышки. Хватаюсь за край колесной арки и подтягиваюсь. Кто-то хватает меня за ноги и тянет назад. Я зову далекий маленький трактор. Эй! Эй! Мое лицо покраснело и горит. Я повис вниз головой. Еще немного подтягиваюсь. Руки, стиснувшие лодыжки, тянут меня назад. Галстук хлопает по лицу. Пряжка ремня цепляется за подоконник. Пчелы, и мухи, и сорняки – в нескольких дюймах от моего лица, и я ору:
– Эй!
Вцепившиеся в мои брюки руки втаскивают меня внутрь, стягивают трусы и ремень мне на задницу.
Кто-то в автобусе кричит:
– Одна минута!
С моих ног падают туфли.
Пряжка ремня застряла в подоконнике.