Бои местного значения

Действительно, пока они вели свой увлекательный разговор, синий «Паккард» уже стоял у порога, подъехав даже чуть раньше назначенного времени, и порученец Шадрина ждал запаздывающего сыщика на улице, постукивая ногой о ногу и демонстративно часто поглядывая на часы.

Глава 16

Лихарев отнюдь не блефовал и не лицемерил, обещая Буданцеву решить его личную проблему. При том, что в столице свирепствовал жилищный кризис и на среднестатистического москвича приходилось едва ли больше, чем 5 квадратных метров по преимуществу коммунальной площади, квартир в ней было в достатке. Весь вопрос — каких и для кого. Тем, кому нужно, — давали немедленно, не раздумывая о таких глупостях, как очередь или санитарные нормы.

Валентин и сам мог бы позвонить куда следует и решить этот вопрос со всей возможной быстротой, но лишний раз привлекать внимание к своей персоне, давать искушенным в византийских интригах людям еще один повод для размышлений о том, кто же есть на самом деле неприметный сотрудник кремлевской канцелярии, вообще без крайней нужды напоминать о своем существовании было не в его правилах. Если доступной тебе властью можно пользоваться опосредствованно, так и нужно делать.

Поэтому он заехал в Кремль, где, как он точно знал, Сталина еще не было, а Поскребышев находился на своем обычном месте, которое покидал едва ли больше чем на два-три часа в сутки.

— Приветствую вас, Александр Николаевич, — сказал Лихарев, обычным образом улыбаясь, радушно и, как многим казалось, глуповато.

Поскребышев, низкорослый, но весьма широкоплечий, сутуловатый и большеголовый, с тяжелой челюстью и крючковатым носом человек, бессменный, с двадцать шестого года начальник личного секретариата Вождя, взглянул на румяного, с мороза, Валентина близко посаженными круглыми глазами.

Лихарева всегда забавлял его облик: от слегка косолапых ног и до щеточки серовато-рыжих усов Поскребышев напоминал питекантропа, а выше — филина. И голос у него был басовито-хриплый, если бы еще научился Александр Николаевич ухать соответствующим образом — сходство с загадочной ночной птицей получилось бы полное.

Но отношения у них сложились самые теплые, если это определение вообще подходит для двух наиболее приближенных к «государю» царедворцев.

Валентин всячески демонстрировал Поскребышеву свое уважение и даже почтение к его опыту, работоспособности, умению верховым чутьем улавливать малейшие изменения в настроениях Хозяина. А тот, в свою очередь, как бы даже слегка покровительствовал Лихареву, который формально находился у него в подчинении, хотя, разумеется, никаких приказаний и распоряжений, исходящих от себя лично, отдавать ему не мог. Так и жили.

— Что у тебя? — отрывисто спросил Поскребышев, продолжая перелистывать бумаги в одной из разложенных перед ним папок «К докладу».

— Просьбишка имеется. Нужно сейчас позвонить в Моссовет, лучше всего — самому Николке. Пусть сегодня же найдет хорошую двухкомнатную квартирку в пределах Бульварного кольца. Он мужик понятливый и трусливый к тому же, исполнит в лучшем виде. Я бы и сам мог, но у тебя лучше выйдет. Магарыч за мной, как водится.

— А что за спешка — непременно сегодня? Как-то странно даже. Квартира — такое дело, сразу, бывает, и не найдешь. Да и жилец твой будущий недельку потерпеть не может? Оно бы даже и лучше — потянуть немного, чтоб прочувствовал.

— Если бы можно — стал бы я настаивать? Тут вся штука, чтобы вот именно в восемнадцать ноль-ноль я мог крайне нужному «пациенту» жилплощадь предоставить.

В разговоре между собой они широко использовали клички, часто и неприличные, присвоенные людям, портреты которых радостный народ таскал на демонстрациях и за косвенно даже непочтительное высказывание в чей адрес можно было загреметь по полной программе.

Как, например, пошел в тюрьму по статье «терроризм» сельский кузнец, который в ответ на вопрос: «Слыхал, Андреич, Кирова убили?» — ответил простодушно: «Ну и хер с ним», совершенно не сообразив, что речь идет о партийном вожде, а не о мужике из соседнего села.

— Я даже не буду настаивать, — продолжил Лихарев, — чтобы и ордер сегодня же выписали, но лучше, если б сразу. Большая, понимаешь ты, дипломатия вокруг этого дела завязывается. Так что давай звони. Поставь задачу, а я уже сам к ним подъеду, уточню, что предложат, и все нужные данные на новосела сообщу. Лады?

— Да что ж с тобой сделаешь, — изображая плохо маскируемое напускной сердитостью добродушие, Поскребышев снял трубку одной из десятка кремлевских «вертушек», теснившихся вокруг него на приставных столиках.

Остальное действительно было делом техники. Поскребышев с первого раза попал на председателя Моссовета Булганина, которого они между собой пренебрежительно звали Николкой, впрочем, как и секретаря МГК ВКП(б) Хрущева — Никиткой, толстого и по-бабьи рыхлого Маленкова — Маланьей и так далее.

Нет, обратился к Булганину Поскребышев с полным пиететом и уважением к должности: «Николай Александрович» и на «вы». И просьбу свою излагал именно в виде просьбы, а не скрытого приказа.