Бои местного значения

«По сути заданных мне вопросов могу сообщить следующее. — Это уже другой следователь писал, любитель строгих казенных оборотов, на ходу редактирующий показания свидетеля. — Караульный боец все время находился на одном месте. Согласно устава. Несколько раз делал вид, что хочет закурить, даже доставал из кармана кисет, потом прятал. Я сам служил, знаю, на посту нельзя. В какое-то время, точно сказать не могу, часов не имея, но примерно через час после того, как нас позвали понятыми, мне показалось, что в воздухе что-то мелькнуло, и боец упал. Что мелькнуло, я не могу сказать, потому что не видел. Мы хотели оказать ему помощь, так как подумали, что боец сомлел в шинели от духоты и упал в обморок, потому что стоял долго, а в квартире тепло. Так с постовыми бывает. Я, когда сам в Красной Армии служил, видел. Подняли его и догадались, что помирает. И даже, наверное, уже умер, потому что не дышит. Немного похрипел и перестал. А вокруг глаз как все равно синие круги стали виднеть… Я закричал — помогите, думал, уполномоченные прибегут и «Скорую помощь» вызовут, потому что нам самим на обыске подходить к телефону нельзя, а вышел товарищ нарком и сказал…»

Не похоже, что оба понятые, допрошенные одновременно, врали. Хотя, находясь несколько часов запертыми в ванной, имели возможность согласовать показания. Но, будь они сообщниками, отчего тоже не скрылись, а остались на месте преступления?

Сообщники бы убежали вместе с главным фигурантом, а свидетелей естественней было уничтожить. Где пять, там и семь, какая разница?

Странно, очень странно. На этом гэбэшные следователи и скисли. Не приучены головоломки разгадывать. Но своего добиваться умеют, как бы завтра эти понятые не подписали «чистосердечное признание».

Буданцев натянул брюки, набросил поверх нижней рубашки меховую безрукавку — от окна тянуло холодом. Воткнул в розетку штепсель электрочайника.

«Так, что у нас имеется? Версию первую, что убийца — нарком, отметать не будем, но пока отставим в сторону. Тем более что по ней чекисты работают плотно, к их плану активного поиска единственной пока материальной улики, которую труднее всего спрятать, — автомобиля претензий нет. Пусть ищут, если он, конечно, давно не лежит на дне реки, канала или любого озера в сотне верст от Москвы».

Он положил перед собой школьную тетрадку, написал на первой странице: «Версия 2».

Здесь можно пофантазировать. Что, если по условному сигналу «наркома» (какому — пока неясно, но тщательный осмотр может подсказать) о прибытии чекистской опергруппы в квартиру через окно или иным способом проникли специально подготовленные боевики настоящей террористической организации (?).

Он поставил знак вопроса, рядом приписал: «Выяснить, существуют ли они вообще, настоящие».

Используя пока неизвестные спецсредства (газ?), усыпили сотрудников, а уже потом убили. (Анализы легких, крови.) И сбежали вместе с наркомом и его семьей. Слова же о «настоящих чекистах», а также и то, что понятых оставили в живых, — все это предпринято лишь для введения в заблуждение следствия и поддержания «версии 1».

Значит, необходимо лично тщательнейшим образом осмотреть каждый сантиметр квартиры, окна, прилегающую местность. После чего или работать дальше, или окончательно вернуться к первому варианту.

Но сразу же ему пришла в голову и «версия 3», еще более изящная и тоже вполне убедительная.

В полвосьмого, никуда не торопясь в отличие от всех предыдущих дней много лет подряд, Буданцев закончил спокойное, медленное, со вкусом бритье — он всегда делал это в своей комнате, а не в ванной общего пользования, куда непременно кто-то начинал стучать в самое неподходящее время. А так он неторопливо взбивал кисточкой пену специального порошка «Лилия» в глубокой алюминиевой чашке, правил на ремне опасную бритву «Золинген», мылил щеки и приступал к процессу. Здесь главное, чтобы рука невзначай не дрогнула, а то затирай потом порез ляписным карандашом, от которого остается на коже некрасивое коричневое пятно.

На сей раз все прошло нормально, без крови. Он осмотрел в зеркало гладкие, почти как у младенца, щеки, приложил к лицу смоченное в горячей воде полотенце, подержал, наслаждаясь, в заключение освежился «Шипром» из пульверизатора с большой красной грушей в шелковой сеточке.

Вот теперь порядок.

Буданцев успел еще напиться чаю с остатками вчерашней роскоши, вспомнив попутно слова кого-то из героев Достоевского: «Миру ли сейчас опрокинуться или мне чаю не пить?», отставил тяжелую фаянсовую чашку, взглянул на часы. Нормально, можно и одеваться не спеша, еще целых пятнадцать минут впереди, а всего-то и спуститься по лестнице к подъезду. Хорошо начальникам, за которыми каждый день приходит персональная машина.