Боги не играют в кости

Вонк подбежал к обрыву, с силой оттолкнул Кхаату в сторону, швырнув ту на землю, кинулся к самому краю. Но было поздно: НЕЧТО исчезло в мутной воде. Судя по всему, его подхватило и понесло мощное течение реки.

— Добыча! — Не своим голосом заорал Вонк, подбежав к Кхаате, со всей силы, зло пнув девушку по ноге. — Мясо!

Та, сидя на земле, заревела в голос.

Охотник, смешно прыгая вокруг неё, ругался, на чём свет стоит:

— И копьё потеряли. И мясо! Да чтоб руки у тебя отсохли, а в башке сок куруты плескался….

Рёв девушки перекрыл слова старика.

— Он…. Меня…. Хотел….

— Хотел… Хотел… — Зло передразнил девушку охотник. — Знаю, что хотел. Жаль помешал ему! — Вонк в сердцах схватил камень, со всей силы швырнул его в реку. — Ещё на месте прошлой стоянки догадался. Говорил же…. Говорил Норку, не нужно брать… Нет! Сильная! Выносливая! — На этот раз старик голосом передразнивал вождя племени. После чего, снова пнул девчонку, на этот раз по мягкому месту. — Сильная. И глупая, как Охту! — Взгляд Вонка упёрся в испуганные лица других девушек. — Что смотрите? Не поняли ещё? Это был Ходку! Да-да, тот самый Ходку! И он был голодным. И выбирал себе самку. — Старик подскочил к Кхаате, резким движением задрал юбку. — Кровь! Потому он её и пометил. И голод у него был не простой.

Орайя вздрогнула. Так вот он какой, Ходку.

Вонк, выкричавшись, немного успокоился.

— Всё, привал. Отдыхаем. Потом снова в путь. Раз Ходку в Лесу, значит, какая-то дичь осталась. Не будет же он бродить голодным… Это в другом смысле голодным… Кхаата… А, чтоб тебя… Адна, спустись к реке. — Охотник бросил девушке пустую флягу, сделанную из выдолбленного изнутри сладкого плода долку. — Заодно посмотри, может хоть здесь есть рыба? Нам тоже нужно что-то есть.

С последними словами старика, Орайя почувствовала, а ведь действительно она голодна. Даже не смотря на то, что только что произошло, ей очень хочется что-нибудь съесть. Хотя бы мясо того самого Ходку. Судя по лицам, остальные чувствовали то же самое. Кроме Кхааты. Та, сидя в стороне от подруг, всхлипывала, и время от времени пыталась поправить на себе разорванную одежду.

Год 2014-й, после Р. Х., Аргентина, Сан-Карлос-де-Барилоче

Хельсман упал в мягкое кресло, невидящим взглядом мазнул по толстому стеклу иллюминатора. До вылета оставалось несколько минут.

Картина трёхчасовой давности, как старый нацист тянет дрожащую руку ко рту, как после его лицо искажает смертельная гримаса, а тело судорожно вытягивается в кресле, вновь, в который раз, всплыла в памяти журналиста. Желудок повторно сжался в конвульсиях, однако идти в туалет Хельсман не стал: его уже стошнило по пути в аэропорт, так что беспокоиться за испорченный салон причин не было.

— Вам помочь? — заботливая бортпроводница склонилась над пассажиром.

— Да. — Хельсман кивнул головой. — Если можно, стакан спиртного.

— Вино? Или предпочитаете покрепче?

— Второе.

Виски упало в желудок, погасив неприятные симптомы. Стало немного легче.

Самолёт развернулся, набирая скорость, пронёсся по взлётной полосе, оторвался от земли, устремился в небо.

Желудок снова сдавило. Пришлось сделать второй глоток.

Нужно отвлечься. — Хельсман отстегнул клапан портфеля, сунул руку внутрь. Вытянул первое, что попало под руку. Первым попавшимся оказалась третья тетрадь дневников Майера. — Слава Богу… — Мысленно поблагодарил Всевышнего журналист. — Хоть не первая. Тогда бы точно сблевал.

Страницы зашуршали в руках. Чёткий, твёрдый почерк покрывал едва ли не каждую клеточку, будто у автора не было никакой возможности приобрести новую тетрадь, а желание высказаться оказалось настолько огромным, что пришлось экономить на тетрадном пространстве. Промеж текста мелькали таблицы, вклеенные результаты медицинских исследований, схематические наброски грифелем некоторых частей человеческого тела, чаще всего, лица. Встречались вырезанные из школьного атласа и вклеенные на страницы рукописи карты той или иной местности. Что то была за местность, Хельсман не присматривался. Решил отложить на потом. Пока он просто бессмысленно перелистывал дневник. Зачем? Журналист и сам не смог бы ответить на данный вопрос. Просто нужно было чем-то отгородиться от событий минувшего, но ещё не законченного, дня.

Неожиданно взгляд натолкнулся на специально выделенный из контекста отрывок. Тот резко выделялся из всего того, что только что пролистал Хельсман, потому, как, в отличие от предыдущего текста, был написан не чёрными, а красными чернилами, и, вдобавок ко всему, ещё и подчёркнут. Журналист заинтересованно придвинулся ближе к иллюминатору так, чтобы свет упал на страницы тетради. Содержимое гласило следующее: