Боги грядущего

Жар и правда впал в оцепенение. На вопросы отвечал невпопад, в разговоры не вступал, смотрел перед собой опустошенным взглядом и моргал. Поначалу, пока не отъехали, еще пытался смягчить вождя, просил оставить его с детьми — мол, пропадут без него. Головня отмахнулся: «О детях бабы позаботятся. А ты о деле думай». А как думать о деле, если там, возле остроголовой кольчастой коновязи с ликом Науки на вершине томилась она — невыносимо склочная баба, отравившая Жару всю жизнь, а ныне ставшая чуть не страдалицей за веру в очах каждого родича? Неуклонные, как зимние ветра, возвращались к ней мысли, и вспоминалось неказистое житье-бытье, полное ссор и взаимных упреков. Жизнь без любви и уважения. Их не спрашивали, когда женили друг на друге. Отец Огневик на правах названного родителя выбрал ему невесту из соседей-Павлуцких, породовитее да поухватистее, чтоб служила надежной опорой блаженненькому мужу, наделенному как на грех чудным даром от Огня. Рдяница быстро освоилась на новом месте, а освоившись, прониклась к супругу искренним и необоримым презрением. До того сильным, что даже детей иметь от него не хотела, из кожи вон лезла, чтобы понести от другого. Какое-то время путалась с разудалым рыбаком Сияном. Но Сиян и без того кормил две семьи, брать на себя третью не торопился, да и не мог: Отец Огневик таких шуток не одобрял. Все же некоторое время Рдяницу грела надежда, что Огонь скоро приберет старика к себе, а Ярка, наследница Отца, по бабьей своей солидарности не будет так сурова к любовникам. Однако Сиян сам порвал с Косторезовой женой, устав от взбалмошной бабы. Рдяница с горя кинулась искать счастья у бродяг, сходилась то с одним, то с другим, но детей своих, что обидно, рожала только от мужа. Это ее злило безмерно. Чтобы хоть как-то отомстить ему, изводила придирками, намекала на его бесплодие. Напрасные усилия! Слишком уж похожи на отца была два старших ребенка — такие же глазастые, пугливые, тонконогие. В младшей дочке Рдяница не была так уверена: когда понесла ее, крутила шашни с пришлым кузнецом, белобрысым и широколицым, с руками-корневищами и вечной усмешкой в пышную бороду, а дочура как раз беленькой росла, кряжистой, скуластой, вылитый кузнец. Да вот беда: родитель у Рдяницы такой же был, только чуть потемнее, а дочка, словно в издевку, тоже начала со временем темнеть. Как тут не взвыть от досады?

Смерть Отца Огневика, как ни была желанна, оглоушила Рдяницу похлеще любых передряг. Казалось бы — судьба сама идет в руки, только хватай. Но на беду не было у бабы в то время никого на примете, пришлось остаться с ненавистным мужем. А потом уже и не до того стало. Головня так лихо прибрал всю общину к рукам, что никто и пикнуть не смел. Если кого и слушал теперь, то лишь помощников своих — Лучину, Сполоха да все того же Жара. А у тех, понятно, одно на уме — сытно жрать да баб тискать. Даже Косторез приосанился, расправил плечи и, впервые в жизни, начал повышать на жену голос. Рдяница, понятно, не оставалась в долгу, огрызалась, но чувствовала — сила теперь не на ее стороне. Удивительным образом оказалось, что треклятый Отец Огневик, смерти которого она так ждала, являлся залогом ее положения. Оставшись без него, она, как и все бабы, вдруг попала в зависимость от мужа. И кабы не природная слабость Костореза, давно бы уже пришлось ей делить кров с ушлой соперницей. Как тут не прийти в ярость?

С некоторых пор ее частенько стала навещать Искра, у которой совсем разладилось с Головней. Целыми днями она теперь пропадала в жилище у Рдяницы, жалуясь на холодность мужа и наглость служанки. Косторезова жена распаляла ее ревность, мстя тем самым Головне за свое унижение на перекочевке. А потом, когда почувствовала, что Искра созрела для решительных действий, подкинула ей мысль о побеге.

— Как же я уйду? — с ужасом вопросила та. — На сносях ведь, да и не делают так…

— А как? — тут же наскочила на нее Рдяница.

— Не знаю. А только не так.

Рдяница окинула суровым оком супругу вождя.

— Что ж, так и будешь терпеть? Он — не человек больше, он — демон. Зачаровал его колдун, окутал ворожбой, подчинил себе душу. Ты свободна перед ним. Если не о себе, подумай хотя бы о ребенке, которого носишь. Головня прочит его в наследники, мечтает, чтобы он вслед за ним распространял зло по земле. Неужто желаешь ему такой участи? Хочешь, чтобы люди ненавидели его так же, как ненавидят отца? Подумай, Искра, крепко подумай.