Из мутного марева, из душного тумана стекали образы родичей: могучего Светозара, задумчивого Жара, говорливого Сполоха, мудрого Пламяслава, суматошного Огонька. И вождя. Они выскальзывали из дымных глыб, словно подводные пузыри, и тут же блекли, плющились, разлетались ошметками. А над ними скакали на конях черные пришельцы и хохотал колдун. И расхаживал, подбоченясь, плавильщик Искромет. Он говорил с улыбкой: «Добрую весть я вам принес». А за ним, как жеребенок за матерью, семенила Искра.
Головня полз меж каких-то жилищ, слепо тыкался головой в земляные стенки, скреб коленками по острым камням. Где же она, заветная скала? Он видел перед собой стену, неровную бурую стену, подпиравшую небо. Он полз к ней и старался не думать, что будет дальше.
Пришельцы не отставали, Головня замечал их краем глаза, видел черные кривляющиеся фигуры, но всякий раз, когда поворачивал к ним голову, они исчезали, рассеивались без следа.
— О Пламяслав, помоги мне!
Он уже не знал, кому возносить молитвы. Огню? Льду? Все стало призрачным и неопределенным. Вчерашний податель благ мог оказаться злобным духом, а недавний враг — приятелем. Мир стал обманчив, нестоек и зыбок. Скала, бывшая когда-то столь далекой, выросла перед ним, нависла где-то рядом, поглотила весь свет.
Наверное, это и было его предназначение: увидеть Красную скалу, притронуться к ней, ощутить кончиками пальцев ее шершавую поверхность. И умереть. Теперь он понял, что не встретит колдуна. Возможно, его и нет совсем, а есть только Головня и Красная скала. Богам было угодно свести их вместе.
Знакомые с детства звуки окружали Головню: сопение лошадей, тявканье собак, скрип снега под полозьями. Ноздри наполнял дым от костра, а еще вонь от выдубленной шкуры и сладкий аромат копченого мяса. Все это обтекало его, кружило в дурмане. Он не знал, правда это или ложь: быть может, Огонь смущал его соблазнами, морочил голову блаженными грезами, чтобы он, Головня, отступил и сдался. Загонщик уже не был ни в чем уверен.
И вот она, скала. Он уткнулся в нее, прислонился боком, потерся щекой о колючий край. Он выполнил то, для чего был рожден. Он нашел Красную скалу.
«Примите меня, небожители, — воззвал он. — Примите, демоны земли и неба, примите, духи предков! Спокойный и чистый, я иду к вам».
— Ты кто такой?
Голос у бога был сипловатый, сварливый, будто не творец, а старая баба говорила с загонщиком. Хотя зачем ему голос? Он входит прямо в душу, говорит мыслями, ворошит нутро.
Головня не знал, что ответить.
В самом деле, кто он такой? Загонщик? Но загонщики живут в стойбище, а он ушел неведомо куда.
Разведчик? Разведчики ищут медвежьи тропы, а Головня искал колдуна.
Какая стыдоба: на простой вопрос он не мог подобрать ответа. Сказать «человек»? Глупо, глупо…
— Я — Головня… из общины… Отца Огневика…
Затверженное с младых ногтей заклинание выплыло само собой, без всякого усилия.
Мать повторяла ему в детстве: «Попадешь к чужакам, говори: ты — Уголек из общины Отца Огневика». Старшие женщины твердили: «Помни, что ты — Уголек из общины Отца Огневика». Пламяслав наставлял: «Твоя семья — это твоя община. Помни, что ты — Уголек из общины Отца Огневика».
Так говорили все.
Но он уже не был Угольком. Теперь его звали Головней.
Пусть бог тоже знает, кого он встретил. Пусть судит его по величию общины. Ведь он — ее часть. Когда-то был ею.
Головня видел: бог склонился над ним. Был он морщинист и дряхл, из гнилозубого рта тянуло зловонием, дышал тяжело, с легким присвистом, будто в груди у него была дыра. Таким он явился перед ним, вершитель судеб мира.
Лед.
Несомненно, Лед.
Огонь не мог быть столь уродлив.
— Зачем ты здесь?
И вновь он не знал, что ответить. Он шел к колдуну, но не встретил его. Наверное, тот был вымыслом гостей. Ради чего тогда Головня рвался к скале?
Ради того, чтобы узреть жителя этих мест. Ничего больше.
Так он сказал.
Язык плохо слушался его, руки и ноги немели, тело дрожало от холода.
— Зачем он тебе?
«О великий творец земли и плоти, почему ты мучаешь меня? Разве мало того, что я сам пришел к тебе?».
— П-моги, — выдавил загонщик.
Силы оставили его.
Он хотел поднять руку, но не смог. Хотел помолиться, но язык отказался ему служить.
Это был конец.
И он полетел на тот свет.
— Ты все-таки нашел меня, неугомонный дух, — промолвил колдун. — Ты, преследовавший меня всю жизнь, добрался и сюда. Много зим ты искал меня. Я успел забыть о тебе, но ты снова здесь, неукротимый и настырный, и теперь ты пришел за моей жизнью. О да, я вижу тебя насквозь! Меня не проведешь. Ты всегда отнимал у меня что-нибудь. Но что ты можешь отнять теперь? Одну только жизнь, ибо душа моя давно в твоих руках. За ней-то ты и явился — рогатый нелюдь, мохнатое чудище, вонючий рыбоглаз!
Зубы Головни стучали от страха, волосы вздыбились, а в голове почему-то неотступно вертелось древнее слово «подонок». Колдун оказался кошмарнее призраков: те пугали снаружи, этот ужасал изнутри.