Вообще, оценивая эти действия Хмельницкого, нельзя ни на минуту упускать из виду сложности обстановки, в которой он действовал. Ему надо было найти равнодействующую многих полярно противоположных сил. Этим объясняется попустительство, а иногда и содействие событиям, которым при иных обстоятельствах Богдан воспротивился бы. Так и теперь, в 1652 году, он вынужден был смотреть сквозь пальцы на то, как татары грабят и разоряют Украину: войны с Польшей еще не было, под Батогом татары получили очень небольшой яссырь, и если не дать им пограбить на Украине, они вернутся в Крым либо переметнутся к Польше. И гетман угрюмо бездействовал, когда узнавал о бесчинствах татар, но слал тайные универсалы жителям, чтобы те сами организовались и дали татарам отпор.
Одним из следствий Батогской битвы было то, что Липул поторопился выдать дочь за Тимоша. От своего отца Тимош позаимствовал военные таланты, но не унаследовал его ловкости и красноречия. Поэтому Богдан послал с сынам Выговского. В Яссах была отпразднована пышная свадьба, после чего «молодые» выехали в Чигирин.
Так прошел 1652 год. Успехи, достигнутые Хмельницким в этом году, почти свели к нулю все то, чего добились поляки после Берестечка. Было ясно, что ни одна из сторон не может без вмешательства какой-то новой мощной силы одержать решительную победу. Но никто не хотел отступить, и в следующем году разразилась новая война, худшая из возможных, война на истощение, когда противники судорожно напрягали последние усилия.
Весной 1653 года в Украину вторглись 12 тысяч отборного польского войска. Во главе их стоял лучший полководец Речи Посполитой Чарнецкий. То был достойный преемник Иеремии Вишневецкого и по дарованиям и по жестокости. В короткий срок Брацлавщина была опустошена дотла. Прилуки, Линцы, Липовец, многие селения — все было сожжено; жолнеры умерщвляли всех жителей, не щадя даже грудных младенцев.
Страшное шествие Чарнецкого остановил Богун. С отрядом, втрое слабейшим, чем у польского гетмана, он заперся в замке Монастырище и геройски отражал оттуда яростные атаки поляков. Истощив все силы, Богун выбрался из засады, зашел с кучкой удальцов в тыл штурмующим и вызвал там страшную панику. Вообразив, что это приближается Хмельницкий с главными силами, поляки обратились в бегство.
Но экспедиция Чарнецкого была лишь предвестием общего наступления поляков. Ян-Казимир, сделавшийся лютым врагом Хмельницкого, снова принял верховное начальство над армией. Семидесятитысячное войско, среди которого было до 30 тысяч немецкой пехоты, двинулось в глубь Украины.
У Хмельницкого было 60 тысяч (из них 9 тысяч запорожцев) да еще ненадежная татарская орда. Богдан снова издал универсал о поголовной мобилизации, но не все повиновались ему на этот раз: не было прежнего воодушевления, да и пятилетняя свирепая война обескровила страну.
Однако гетман знал, что в той борьбе, которую ведет Украина, не обладавшая такими ресурсами, как Речь Посполитая, каждое поражение может оказаться для нее решающим. Нужно было во что бы то ни стало отбить занесенный поляками топор. И Богдан ни перед чем не останавливается: кто не хочет итти добром, того ведут силою. Жители Лоева не пошли строить укрепления — Богдан приказал за это сжечь Лоев.
Серьезность положения усугублялась в связи с тем, что трансильванский князь Ракочи, все время поддерживавший контакт с Хмельницким, вдруг переменил ориентацию и напал на Липула.
Тимош явился на помощь тестю и спас его. Упоенный успехом, он перешел к наступательным действиям, но потерпел на сей раз неудачу. Яссы были заняты неприятелем.
Совместно с присланным сильным отрядом поляков Ракочи готовился закрепить свою победу. Липул бежал в Чигирин — умолять о подмоге.
«Есть известие, — пишет Костомаров, — что козацкий гетман, очень часто запивавший, был тогда в таком припадке пьянства, что в течение семи дней Липул едва мог выбрать такой трезвый час, чтобы рассказать о своем бедствии. Выслушавши его, Хмельницкий подал свату стакан вина и произнес: «Вот тебе лучшее лекарство от всех печалей».
Все это очень смахивает на досужий «исторический анекдот», если не на простую сплетню. Богдан действительно пил и часто бывал пьян, но он умел, когда нужно, моментально трезветь; вряд ли в столь ответственную минуту он на семь дней забросил все государственные дела. Гораздо вероятнее другое: он попросту прикидывался пьяным, чтобы не принимать злополучного родственника и обдумать линию поведения.