Богдан Хмельницкий

Повторный неурожай, саранча, заброшенные поля, на которых некому и некогда было работать, — все это привело к ужасному голоду. Хлеб привозили из Московского государства, четверик ржаной муки стоил 120 злотых. Те, у кого сохранились деньги и товары, отдавали их теперь русским купцам. «Убогие люди помирали с голоду, — пишет летописец. — Нередкими стали случаи людоедства. Современники передают, что одна мать убила и зажарила двух собственных детей… И были слышны в народе вопль, и воздыхание, и горе, и ропот на Хмельницкого».

Если Белоцерковский договор и явился передышкой для основных армий польского короля и Хмельницкого, то партизанская война продолжалась. Всю зиму происходили кровавые стычки. Крестьяне зарывали в землю свое добро, жгли хаты; мещане заколачивали свои домишки и укрывались в укрепленных местах, откуда совершали вылазки. По выражению польского летописца, жолнеры принуждены были кровью добывать насущный хлеб.

Эти партизанские отряды, густой сетью покрывшие страну, отнюдь не собирались подчиняться Богдану. После разгрома при Берестечко гетман сумел отчасти восстановить свой былой престиж, но Белоцерковский договор вновь подорвал его. Даже старшúна склонялась к тому, чтобы избрать нового вождя. Хмелецкий, шляхтич по происхождению, группировал с этой целью вокруг себя недовольных.

Положение Богдана сделалось чрезвычайно опасным. Потребовались вся его ловкость и опытность, замечательное искусство лавировать, вся его несокрушимая воля. Он открыл дополнительную запись в реестр. Представив полякам список на 20 тысяч человек, Богдан завел другой — на 40 тысяч с лишком, как после Зборовского мира. Все реестровые, естественно, освобождались от податей и повинностей. Когда польские власти потребовали объяснений, Хмельницкий ответил, что поступил так «для пользы самих поляков, чтоб укротить и усыпить на время необузданное хлопство».

Разрядив таким образом напряжение, успокоив поляков и предотвратив стихийное выступление масс, Богдан постарался опередить своих противников. Опираясь на воссоздаваемый аппарат власти, он снова «подтянул вожжи». Хмелецкий был схвачен на базаре и тут же казнен. Смертной казни было подвергнуто еще несколько человек. Богдан принял решительные меры против эмиграции в Слободскую Украину, грозившей тяжелыми последствиями и без того обезлюдевшей стране. «Теперь уже не годится делать того, что делалось прежде, — писал он по поводу эмиграции. — Никому не будет пощады, кто не хочет покориться».

Но, утверждая вновь свое единовластие и восстанавливая внутренний порядок, Хмельницкий деятельно готовился к новой войне с Польшей. Народное волнение, вызванное условиями Белоцерковского трактата и жестокими притеснениями со стороны панов, было так велико, что преодолеть его вряд ли было возможно. В летописи Самовидца под 1652 годом читаем: «И в том року знову по городах много панов пропало, которые на свои маетности понаездили было; бо знову посполство оныих позабивало, и козаки, що уступили были з своих дворов, знову ся понаворачали»[151].

Там же далее говорится, что «из Стародубова, Поченова, Мглина, Дрокова жолнеров выгнало посполство сами тих городов, много оных погромивши».

Неукротимый народ снова вступил в борьбу против исконных своих поработителей. Остановить эту борьбу было трудно, а главное — Хмельницкий вовсе не собирался этого делать. Он видел, что крестьянство, хотя и покинутое своими лидерами, не складывает оружия, продолжает борьбу с панами на собственный страх и риск. Да кроме того, находились и новые вожди: кроме Хмелецкого и Гурского, в оппозицию к Богдану встали Гладкий, Иван Нечай, Богун и многие другие видные представители старшúны. В подобных условиях капитуляция Хмельницкого, как того требовали паны, была невозможна. Народные массы все равно не подчинились бы, только навсегда отвернулись бы от потерявшего их доверие вождя. Проницательность Богдана, зоркость его политического взгляда не должны были оставить в нем сомнений на этот счет. И потому он делает решительный выбор: отказывается на этот раз окончательно от попыток достигнуть компромисса с Речью Посполитой, от «худого мира» с ней, и начинает подготовку к войне, а чтобы не найти гибели в этой войне, обращает все усилия на скорейшее соединение с Московским государством.

Пойдя на унизительный и тяжкий Белоцерковский мир только в силу горькой необходимости, гетман горел желанием поскорее аннулировать его. Симоновский делает характерную запись: «Польские войска разведены были по всей почти Малой России по обеим сторонам Днепра, где несносные обывателям причиняли обиды как в податях, так и в побоях, чрез что немалое от людей на Хмельницкого было роптание… что хотя Хмельницкому весьма чувствительно было, однак принужден был с терпеливостью ожидать времени, пока зимнее время пройдет и козаки и татаре, за коими он тайным образом посылал, соберутся вместе».