Богатыри не мы. Устареллы

Цепляясь за едва приметные выступы и трещины, чудо-богатырь одолел последнее препятствие только к исходу дня. Внизу в долине уже залегли глубокие тени, а здесь умирало и никак не могло умереть гневное солнце. Крученый-перекрученый кряжистый дуб чернел на краю утеса. На его нижних, самых могучих сучьях висел, тяжело раскачиваясь, окованный цепями сундук. Поплевав на ладони, богатырь обнажил чудесный клинок и в два счета разрубил ржавые цепи. Сундук грянулся оземь. Развалился. Поддев за кольцо на крышке, Иван-Дурак вытащил из-под его обломков малый ларец.

– Ну, Трипетович, теперь держись! – пробормотал он, глядя в багровеющее небо. – Ужо тебе…

Но небо никак не отозвалось на его угрозу. Тогда Иван-Дурак присел у подножия дуба и стал думать. Думалось ему тяжело, он то и дело начинал скрести в рыжей шевелюре. Наконец богатырь сообразил, что если и дальше будет чесать в затылке, то придется ему переночевать на скале. А не хотелось, было боязно.

Это только в глупых бабьих сказках сказывается, что ежели богатырь при мече-кладенце, то ему и храбрости прибавляется. Одно дело вдарить волшебным мечом по трем страдающим от остеохондроза шеям дряхлого полуслепого Горыныча, который, на свою беду, выполз из логовища погреть старые косточки, а другое – остаться на ночь на этакой верхотуре, рядом с заветным ларцом, в котором заключена смерть Кощеева.

– Сивка-Бурка, вещая каурка… – пробормотал со вздохом Дурак. – И зачем я тебя только оставил на съедение змеенышам?!

– Ну чего вздыхаешь, дурень? – ворчливо спросил его знакомый голос. – Начал, так уж договаривай…

– Чего договаривать-то? – радостно спросил Дурак, озираясь.

– Как чего? Заклинание коневодческое…

– А-а, – спохватился чудо-богатырь. – Сивка-Бурка, вещая каурка, встань передо мной, как лист перед травой!

– Давно бы так, – буркнул верный конь, появляясь на гребне скалы. – А то мне уж надоело змеенышей топтать, так и лезут поганцы под ноги…

– Как же ты уцелел? – простодушно поинтересовался Дурак.

– Да вот так и уцелел, – ответствовал конь, – мне не впервой. Я и Святогора возил при Рюрике еще, и Муромца при Владимире, и Алешу Поповича при Ярославе, а уж кого только я не возил при Александре Святославовиче?..

Осознав, что Иван-Дурак, никогда не слышавший о таковых, только рот разевает от изумления, Сивка-Бурка осекся и, тряхнув серебристой гривой, добавил:

– А можа, не возил еще, можа, буду еще возить… Поехали, Ваня, покудова ночь не вызвездилась…

Сунув кладенец в ножны, взявши ларец под мышку, Иван-Дурак взгромоздился в седло.

– Куда поскачем? – спросил конь. – В деревню аль в город?

– Давай в город! – решительно сказал Дурак.

– Как скажешь!

Не разбирая дороги, Сивка-Бурка прянул со скалы. У седока аж дух занялся. Он и не подозревал, что говорящий конь способен на такие штуки. Искры летели из-под копыт Сивки, когда он тяжело перемахивал с уступа на уступ. И если на пеший подъем в гору у Ивана-Дурака ушло полдня, то на спуск Сивка-Бурка потратил меньше минуты, а уж достигнув долины, где темнели тела сгинувшего со змеенышами Горыныча, и вовсе припустил.

Иван-Дурак только ларец к себе прижимал да подсигивал от страха, когда богатырский конь с разбега одолевал естественные препятствия. Холодной лунной сталью промелькнула река Горынь, на мгновение ощетинился еловыми зубцами дремучий бор, где Баба-Яга бессонно ворочалась на печи, мечтая о будущем женихе, и пропал вдали. Темные по ночному времени деревеньки, как горох, раскатились между трех дорог. И вот уже показался берег Мокоши и Магов-город на белых скалах срединного острова.

– В городе-то к кому поворачивать? – спросил Сивка-Бурка, перед тем как одним прыжком одолеть водное пространство от берега до острова. – К воеводе, Недотыкомке али к Василисе?

– Прыгай сразу в Кощеев терем, – велел Дурак таким тоном, какого Сивка от него еще и не слыхал.

– Что тебе там делать, ночью-то? – изумленно спросил конь.

– Власть брать буду, – не шутя ответил Дурак. – Власть, ее завсегда ночью берут… Из постели, тепленькую…

Сказав это, чудо-богатырь разразился таким хохотом, что Сивка-Бурка едва не свалился в воду с перепугу, но в последний момент напружинился и скакнул на остров, прямиком на царский двор. Приземлившись, конь наделал столько шума, что из караульной повыскакивали сонные дружинники под предводительством Опричника.

– Кто тут смеет шуметь, опричь царской стражи?! – заорал он.

– Как ты стоишь, скотина, когда перед тобой твой повелитель! – гаркнул Дурак, совсем уж неузнаваемым голосом.

– Да это никак Ванька-Дурень вернулся! – узнал-таки его дружинник. – Нашел место, где разоряться… Опричь сведу тебя к воеводе, там и доложишься…

– Как ты смеешь, смерд, мне указывать? – спросил Дурак, вынимая кладенец. – Тащи сюда своего воеводу, он будет мне сапоги вылизывать!

– Да он никак сам чегой-то нализался, – предположил приятель Опричника – Хлебало. – Надо свести его в холодную, пусть проспится…

– А вот ты у меня никогда не проспишься! – взъярился Дурак и, размахивая волшебным мечом, двинулся было на дружинников, но Сивка-Бурка уперся.