– Ну, буде, буде тебе, Дурак! Далече твоя мамаша, не услышит… Самим выбираться надо.
– Как же, выберешься ты из этого бурелома, – проныл Дурак, ничуть не удивившись тому, что конь разговаривает по-человечьи, – сожрут тебя лешие и косточек не оставят.
– Невежа ты, хоть и Дурак, – фыркнул Сивка-Бурка, – не питаются лешие кониной. А вот волки, те и человечиной не побрезгуют.
– Волки! – Парень вскочил и неуклюже вытащил из ножен меч, видимо, на время в нем взыграл богатырь Иван. – Где они? Далеко?
Сивка-Бурка втянул широкими ноздрями прелый лесной воздух и успокоительно покивал гривой.
– Далеко еще… Если не будешь рассиживаться да сопли распускать, успеем добраться до жилья.
– Жилье! – оживился Дурак. – Где?
– Полверсты будет…
– Что ж ты сразу меня не повез! – заорал Дурак.
– Ты на мне сидишь, а не я на тебе, – туманно высказался конь.
– Еще чего не хватало, – буркнул Дурак, но в седло обратно не полез. – Веди уж…
Так они и стали пробираться через чащу – конь впереди, расчищая дорогу широкой грудью и мощными копытами, а всадник позади, стеная и охая, поминутно оглядываясь, с трепетом прислушиваясь к пересмешничанью лешаков.
– Кажись, огонек, – буркнул вдруг конь.
Иван-Дурак осторожно выглянул из-за плеча верного Сивки. И в самом деле, в десятке шагов в кромешной тьме светилось окошко, да так высоко, будто изба стояла на подпорках.
– Неужто изба на курьих ногах?! – ахнул Дурак.
– Она самая, – тихо подтвердил конь, – бабки-ежкины хоромы.
– Ага, – глубокомысленно изронил Дурак.
– Чего «агакаешь», – зашипел на него Сивка-Бурка, – не стой столбом, иди на ночлег просись.
– Как проситься-то?
– Али не знаешь? – удивился конь. – Василиса, небось, сказывала…
– А, вспомнил, повернись, значить, ко мне задом, а к лесу передом…
– Наоборот, дурень, – дохнул ему прямо в ухо Сивка, – и погромче вели, она как пить дать глухая.
– Ладно, ладно, не учи! – Дурак приосанился и гаркнул сиплым своим басом: – Избушка-избушка, повернись к лесу задом, а ко мне передом!
И ничего не произошло. Иван-Дурак открыл было рот, чтобы повторить заклинание, но в это же мгновение светлый прямоугольник оконца заслонил чей-то силуэт и приблизительно женский голос сказал:
– Не повернется она, Дурак, даже и не проси. Заела. Без смазки который уж год стоит.
– Что ж ты ее не смазываешь, старая, – пробурчал Дурак.
– Во-первых – нечем, а во-вторых – не такая я уж и старая.
– Не старая, зато жадная, – не унимался крестьянский сын. – Сала жалеешь…
– Умолкни, дурень, – опять одним дыханием шепнул ему Сивка-Бурка в ухо. – Курьи ноги она смазывает человечьим салом!
Иван-Дурак аж обомлел от такого известия, но отступать было некуда, позади только ночной лес с волками и лешими, а впереди – в перспективе – целое царство. Какой тут может быть выбор?
– Ладно, бабуля, – сказал он. – Отворяй ворота…
После тьмы и сырости дремучего бора изба Бабы-Яги показалась Ивану-Дураку девичьей светелкой. Он словно бы и не замечал давно не беленную печь, замусоренный пол, грубо сколоченные лавки, покрытые засаленными, сплетенными некогда из разноцветных, а теперь одинаково серых лоскутов половиками. Впрочем, может быть, тут виновато было тусклое освещение. «Светелка» озарялась лишь одинокою лучиною. Сама хозяйка – согбенная, неряшливо одетая старуха – долго возилась у широкого зева печи, шуруя в нем ухватом, что-то роняя и непрерывно бубня себе под нос:
– Не обессудь, касатик, накормлю чем Сварог послал… Не ждала я нонче гостей… Давно человеческим духом не пахло в моей избе, ох давно…
– Что есть в печи, все на стол мечи, – сквозь зевоту проговорил крестьянский сын. – Да не вздумай накормить какой-нибудь отравой!
– Что ты, что ты, касатик, – ласково проскрипела Баба-Яга. – Гостю дорогому почет и угощение, нешто я обычаев не знаю?
С натугой удерживая на длинном ухвате, она выставила на голый без скатерти стол, который не скоблили, наверное, последние триста лет, объемистый горшок с дымящейся кашей. Присовокупила к нему крынку топленого молока и каравай хлеба. А сама села в сторонке и, подперев впалую щеку костлявой рукой, стала наблюдать, как незваный гость уплетает за обе тугие щеки ее угощение.
– Благодарствуй за обед, – отложив ложку и тремя глотками опорожнив крынку, степенно отдуваясь, сказал гость. – И, кстати, привет тебе просили передать…
– Кто же это? – насторожилась лесная ведьма.
– Да… так, – смутился вдруг чудо-богатырь. – Женщина одна… Ее все Василисой Премудрой кличут…
– Знаю, знаю, – прошмакала Баба-Яга, проницательно глядя на зардевшегося гостя. – Сестрица это моя… старшая…
– Сестрица?! – изумился Дурак. – Старшая?!
– А чему ты удивляешься? – сказала, кокетливо хихикнув, хозяйка дома. – Следит за собою женщина, вот и молода… Но хватит об этом, – решительно сменила она тему, – ты лучше поведай, касатик, что тебя привело в такую даль? Неужто дома не сиделось, в тепле, в светле?
– Дома сидючи, бабуля, много ли высидишь, – вздохнул Дурак.
– Этта верно, – поддакнула Баба-Яга. – Видать, ты по делу ко мне пожаловал.