Богатыри не мы. Устареллы

– Угадала, Ягуся, по делу. Хочу спросить у тебя, как найти дорогу к заповедному дубу, на котором сундук с Кощеевым ларцом…

– Ума рехнулся! – Баба-Яга от изумления аж подскочила, придавив хвост черному коту, что мирно почивал под лавкою, и тот своим мявом в точности повторил восклицание хозяйки, только уже по другому адресу. – Кто тебя надоумил на такое, болезный? Это ж верная погибель!

– Типун тебе на язык, ведьма! – окрысился на нее Дурак. – Чем каркать, лучше надоумь, как нам с братом и ларец добыть, и головы не сложить.

– И не проси, касатик, – испуганно отмахнулась старуха. – Не скажу. Прознает Кощей, что это я тебя на эту дорожку навела, несдобровать мне.

– Дурень ты, дурень, – вздохнул Сивка-Бурка, что подслушивал под окошком. – Не видишь, что ли, мзда ей, старой, нужна? Посули чего-нибудь, она и перестанет ломаться.

– Без тебя знаю, – пробурчал Дурак и сказал старухе: – Пособишь, Ягулечка, мы тебя не обидим, любое желание исполним. Есть у тебя желания-то еще, а?

– Есть, как не быть, – ответила Баба Яга, призадумавшись. – Надоело мне в лесу этом в вечной старости гнить. Хочу омолодиться, замуж выйти да поселиться в стольном граде, в светлом тереме. И чтобы жених достался мне богатый да знатный.

– Ну вот, – обрадовался крестьянский сын, – ты нам пособишь, мы – тебе. Как только окажется ларец в моих руках, я велю Кощею вернуть тебе молодость и приданое дать, чтобы жених нашелся хороший. По рукам?

– Погодь, ясный сокол, – сказала старуха, – не так сразу. Надоть сначала соглашение заключить, скрепленное подписями и заверенное стряпчим. Чтобы без обману.

– Надо бы, – зачесал в затылке Дурак, – да только где ты возьмешь в дремучем лесу стряпчего, да такого, чтобы язык за зубами держал?

– Это уж моя забота, касатик, – успокоила его Баба-Яга. – Я враз все организую, уж будь надежен.

Старая лесная ведьма вскочила и заметалась по избе, будто ее уже омолодили. Не успел Иван-Дурак и глазом моргнуть, как на столе появился чистый пергамен, чернильница с дохлым пауком на донышке и старое костяное стило, с кончиком, испачканным чем-то бурым. А напротив устроился за столом давешний кот, только теперь он стал вдвое больше, на голове у него появился парик с буклями, а на коротком носу круглые очки. Обмакивая стило в совершенно сухую чернильницу, кот принялся быстро строчить в пергамене, но, как ни вглядывался крестьянский сын, ничего различить не сумел.

– Что-то твой стряпчий, старая, ваньку валяет! – возмущенно сказал он. – Стилом строчит, а на пергамене ни строчки!

– Так и надо, Дурак, – назидательно произнесла Баба-Яга. – Пока подписи не поставим, невидимое не станет явным.

– Как же я подпись ставить буду, – удивился Дурак, – ежели не знаю, что там написано?

– Прочти ему, котик, – велела старуха своему «стряпчему».

Кот поправил сползающие очки и загнусавил, как заправский нотариус.

– «Я, Баба-Яга, настоящим обязуюсь предоставить в распоряжение Ивана по прозвищу Дурак меч тире кладенец, а также полные и исчерпывающие сведения о местонахождении так называемого…»

– Ладно, Ягулечка, – прервал кота крестьянский сын, у которого при слове «кладенец» загорелись глаза, – подписываю!

– Молодец! – похвалила его старуха. – Подставляй мизинец.

– Это еще зачем?

– Кровь брать буду… Да ты не бойся, – добавила она, видя, как побледнел ее компаньон, – всю не высосу. Мне она ни к чему, а вот соглашение надо обязательно скрепить кровью. Хотя чернила были бы надежнее, но таков уж обычай…

4

Скоро сказка сказывается, да не скоро… пишется!

Еще одно глубокомысленное замечание

И вот третья голова ящера, срезанная кладенцом у основания черепа, рухнула к ногам победителя. Для того чтобы увернуться от мечущегося в предсмертных конвульсиях, брызжущего ядовитой кровью обрубка, сил почти не оставалось, поэтому Иван-Дурак, отшвырнув меч, ничком пал в дымящуюся траву, вжимая накрытую шеломом голову в кольчужные плечи.

– Поделом тебе, Горыныч, – бормотал он, с ужасом прислушиваясь к шипению, которое издавали капли змеиной крови при соприкосновении с надетым на него железом. – Не поймавши бела лебедя, да кушаешь…

Жаль было шелом, да и доспех с зерцалами тоже, а уж как коня жаль, того ни в сказке сказать, ни стилом описать! Сожрут его змееныши, когда, не дождавшись обещанного родителем добра молодца, выползут из глубоких нор семейного логовища.

– Ладно, – утешал себя богатырь, – выгорит дело, целый табун таких коней заведу… доспех – ромейский… и палаты отстрою, почище хором цареградского басилевса…

Дождавшись, когда побежденный Змей Горыныч затихнет, Иван-Дурак вскочил и споро полез на скалу, стараясь не оглядываться на обреченного Сивку, как ни в чем не бывало щиплющего поодаль травку.