Теперь Гретхен уже шла с сыном по своей улице и чувствовала себя в безопасности. Она разрешила Билли оторваться и попрыгать по каменным плитам тротуара. Подходя к своему дому, она увидела Рудольфа и Джонни Хита, которые стояли на крыльце, прислонясь к перилам. Каждый держал по бумажному пакету, из которого торчала бутылка. Гретхен была в брюках, которые носила дома, – только накинула на голову косынку и набросила старое пальто, чтобы идти за Билли. Поэтому сейчас, при виде Рудольфа и Джонни, одетых как молодые бизнесмены, даже в шляпах, ей стало не по себе.
Она уже привыкла часто видеть Рудольфа в Нью-Йорке. Последние шесть месяцев он приезжал сюда по два-три раза в неделю, и всегда в деловом костюме. Между Колдервудом и брокерской конторой Джонни Хита велись какие-то дела, но как Рудольф ни старался объяснить ей их суть, она так и не могла до конца понять. Кажется, все это было каким-то образом связано с решением создать корпорацию «Д. К. энтерпрайзис» – двумя первыми буквами название было обязано инициалам Дункана Колдервуда. Ясно было одно: в результате ее брат станет богатым человеком, развяжется с универмагом и по крайней мере полгода будет проводить вне Уитби. Он уже попросил ее подыскать ему в Нью-Йорке небольшую меблированную квартиру.
Рудольф и Джонни выглядели возбужденными, точно уже успели выпить. По обернутым золоченой фольгой горлышкам бутылок Гретхен догадалась, что они принесли шампанское.
– Привет, мальчики, – поздоровалась она. – Почему вы не предупредили меня, что придете?
– А мы и сами не знали, – ответил Рудольф. – Это экспромт. Решили кое-что отпраздновать. – Он поцеловал ее в щеку. От него не пахло вином.
– Привет, Билли, – сказал он мальчику.
– Привет, – небрежно откликнулся Билли.
Отношения между дядей и племянником были неважные. Билли звал дядю «Руди». Гретхен время от времени пыталась заставить мальчика быть повежливее и называть его «дядя Рудольф», но Вилли неизменно вставал на сторону сына и говорил:
– Это устарело – что за формальности! Не надо заставлять ребенка лицемерить.
– Пошли в дом и откроем эти бутылки, – сказала Гретхен.
В гостиной царил беспорядок. Теперь Гретхен работала здесь, предоставив комнату наверху в полное распоряжение сына. На столах и даже на диване валялись книги, блокноты, исписанные листы бумаги – куски двух статей, которые она обещала сдать к началу следующего месяца. Гретхен не отличалась педантизмом в работе, а ее редкие попытки навести порядок лишь увеличивали царивший в комнате хаос. Она стала заядлой курильщицей, и все пепельницы были полны окурков. Даже Вилли, сам далеко не аккуратный, периодически жаловался: «Это не дом, черт побери, а редакция какой-то паршивой газетенки!»
Гретхен заметила, как Рудольф окинул комнату неодобрительным взглядом. Он что, осуждает сестру, сравнивая ее с той чистюлей, какой она была в девятнадцать лет? Ее вдруг охватила беспричинная злость на педантичного, отутюженного брата. «Я веду хозяйство и еще зарабатываю на жизнь, не забывай об этом, братец».
– Билли, иди наверх и делай уроки, – сказала она, с подчеркнутой аккуратностью вешая пальто и шарф на вешалку.
– Ну-у… – притворяясь разочарованным, протянул тот, хотя сам был рад поскорее уйти к себе в комнату.
– Иди, иди, Билли.
Он радостно полез наверх, делая вид, что глубоко несчастен.
Гретхен достала три бокала.
– Что же вы празднуете? – спросила она Рудольфа, открывавшего шампанское.
– Мы добились своего, – сказал Рудольф. – Сегодня наконец подписали. Теперь мы можем всю оставшуюся жизнь пить шампанское утром, днем и вечером. – Он наконец вытащил пробку, и пена выплеснулась ему на руку.
– Замечательно, – автоматически произнесла Гретхен. Она не могла понять, почему Рудольф целиком отдает себя работе, и только работе.
Они чокнулись.
– Итак, за процветание корпорации «Д. К. энтерпрайзис» и за председателя ее правления, новоиспеченного магната, – провозгласил Джонни, и мужчины рассмеялись. Нервы у них все еще были натянуты до предела. Они походили на людей, случайно оставшихся в живых после катастрофы и теперь истерически поздравлявших друг друга со спасением. «Что же происходит в этих конторах в центре города?» – подумала Гретхен.
Рудольф не мог сидеть на месте. Он безостановочно бродил по комнате с бокалом в руке, открывал книги, в беспорядке разбросанные на письменном столе, листал газету. За последнее время он сильно похудел и выглядел нервным, глаза блестели, а щеки ввалились.
В противоположность ему Джонни, больше привыкший к деньгам и неожиданным поворотам судьбы, круглолицый, сдержанный и невозмутимый, теперь с почти сонным видом спокойно сидел на диване.
Рудольф включил радио, и загремела музыка. Широкая улыбка растеклась по его лицу.
– Играют нашу песню, – заметил он Джонни. – Музыка для миллионеров.
– Прекратите, – сказала Гретхен, – а то я чувствую себя просто нищенкой.
– Если у Вилли есть голова на плечах, – сказал Джонни, – ему следует выпросить, занять или просто украсть деньжат и вложить их в «Д. К. энтерпрайзис». Я говорю совершенно серьезно. У этой компании огромное будущее.