Сейчас он попросит дать ему фамилию врача по абортам, подумал Рудольф. «Любовь в студенческом городке», «Профессор истории творит историю при лунном свете», «Доктор наук в тюрьме» – увиделись ему заголовки. Рудольф постарался, чтобы его лицо оставалось бесстрастным, и продолжал есть. Хлеб в гамбургере был серый и мокрый, картофель пропитался жиром.
– Вы слышали, что я сказал? – шепотом спросил Дентон.
– Вы сказали, что у вас неприятности.
– Совершенно верно. – Интонация была одобрительная: студент, значит, внимательно слушал. –
– Кто?
– Мои враги. – Дентон снова окинул зал внимательным взглядом, будто выискивал своих врагов, переодетых в рабочие спецовки.
– Когда я учился, мне казалось, все прекрасно к вам относились, – сказал Рудольф.
– О, у нас полно своих подводных течений, о которых не подозревают студенты. Интриги, кругом интриги!
В аудиториях, в кабинетах начальства, в кабинете самого президента колледжа! Моя беда в том, что я слишком прямолинеен и наивен. Я верил в миф об академической свободе. Мои враги выжидали подходящий момент. Мне много лет назад следовало уволить моего заместителя – как ученый он полная бездарность, – но я вечно жалел его и не увольнял. Непростительная слабость! Он метил на мое место и давно вел на меня досье. Записывал сплетни, услышанные за стаканом вина, отдельные фразы, вырванные вне контекста из моих лекций. Теперь меня собираются принести в жертву, Джордах.
– Мне кажется, вам стоит рассказать мне, что все-таки происходит, – сказал Рудольф. – Тогда, возможно, я сумею решить, смогу ли вам помочь.
– О, вы сможете помочь, несомненно, сможете. – Дентон отодвинул от себя наполовину съеденный гамбургер. – Они отыскали свою ведьму. Ею оказался я.
– Я не совсем понимаю.
– Охота на ведьм, – сказал Дентон. – Вы наверняка читаете газеты. «Гоните коммунистов из школ!»
– Вы же не коммунист, профессор, – рассмеялся Рудольф. – И вы сами это знаете.
– Говорите тише, мой мальчик. – Дентон беспокойно огляделся по сторонам. – О таких вещах не кричат во все горло.
– По-моему, вы напрасно тревожитесь, профессор, – сказал Рудольф. Он решил, что постарается обратить все в шутку. – А я-то боялся, здесь что-нибудь посерьезнее. Думал, может, какая-нибудь студентка забеременела с вашей помощью.
– Вы можете смеяться, – сказал Дентон. – В ваши годы. Но сейчас ни в колледжах, ни в университетах давно никто не смеется. Мне предъявлены нелепейшие обвинения: мол, в тридцать восьмом году пожертвовал пять долларов на какую-то сомнительную благотворительную акцию и ссылался в некоторых своих лекциях на Карла Маркса. Но, Боже мой, разве можно читать курс экономических теорий девятнадцатого века, не упоминая Карла Маркса! Ироническая шутка о преобладавшей тогда экономической практике, услышанная каким-то идиотом на занятиях по американской истории и пересказанная идиоту отцу, который оказался командующим местным отделением Американского легиона. Нет, вы ничего не знаете, мой мальчик! Вы просто ничего не знаете! Университет в Уитби ежегодно получает от штата субсидию для сельскохозяйственного факультета. И вот какой-то болван из законодательной ассамблеи произносит речь, создает комиссию и требует расследования ради того, чтобы его имя попало в газету. Патриот! Защитник веры! Ха! В университете, – но это сугубо между нами, Джордах, – создана специальная комиссия во главе с президентом по расследованию обвинений, выдвинутых против ряда преподавателей. Они готовы принести несколько жертв – со мной во главе, только бы законодательная ассамблея штата не лишила университета субсидий. Теперь, надеюсь, вам ясно?
– Боже мой! – только и мог произнести Рудольф.
– Вот именно, – подхватил Дентон. – Боже мой! Я не знаю, каковы ваши политические убеждения…
– Я не занимаюсь политикой. Я независимый избиратель.
– Прекрасно, прекрасно! – похвалил Дентон. – Хотя было бы лучше, если бы вы состояли в республиканской партии. И подумать только, я голосовал за Эйзенхауэра! – Он глухо рассмеялся. – Мой сын воевал в Корее, а Эйзенхауэр обещал покончить с войной. Но как теперь это докажешь? Впрочем, чего только не наобещаешь перед избирательной кампанией!
– Чем конкретно я могу вам помочь, профессор? – спросил Рудольф.