— Будьте спокойны, — обратился он к аудитории. — Напоминаю, что вы не должны пытаться сказать правду. Всем известно, что Алан обладает только достоинствами. Это всего лишь игра, так нужно для тестирования. Давайте!
Ну вот, я уже опять Алан, иными словами — его приятель. И у меня одни сплошные достоинства. Вот манипулятор… Негодяй ничтожный…
— Ты плохой!
Первое ружье выстрелило.
— Восемью девять?
— Семьдесят два.
— Сорок семь на два?
— Девяносто четыре.
— Давайте, давайте, — подталкивал он группу, увлеченно жестикулируя.
Он бранился, как генерал, выгоняющий солдат из траншеи под огонь неприятеля.
— Ты не умеешь считать!
Выстрел номер два.
— Тридцать восемь разделить на два?
Я помедлил, чтобы отдышаться и сбить бешеный ритм, который он задал.
— Давайте, давайте!
Можно было подумать, что он подхлестывает команду, толкающую заглохший автомобиль: надо, чтобы он достиг определенной скорости, иначе не заведется.
— Ты плохой!
Критика оставляла меня равнодушным: уж очень неестественно она звучала. Мои коллеги чувствовали себя еще более неловко, чем я…
— Тринадцать на четыре?
— Пятьдесят два.
— Дилетант!
— Тридцать семь плюс двадцать восемь?
— Увалень!
— Шестьдесят пять.
— Шевелитесь, давайте, давайте! — крикнул Дюнкер.
— Нерасторопный!
— Девятнадцать на три?
— Вечно нога за ногу!
— Еле двигаешься!
— Пятьдесят семь.
— Полный нуль в бухгалтерии!
На лице Дюнкера нарисовалась довольная улыбка.
— Шестьдесят четыре минус восемнадцать?
— Противный!
— Считать не умеешь!
— Плохой!
Стрельба пошла со всех сторон.
Надо сосредоточиться на вопросах Дюнкера. Забыть об остальных. Не слушать их.
— Сорок шесть.
— Посредственность!
— Слабак!
— Ты до двух считаешь целый час!
— Копуша!
Машина заработала в перегрузочном режиме. Все наперебой мне что-то кричали. Дюнкер выиграл.
— Двадцать три плюс восемнадцать?
— Да ни за что не сосчитаешь!
Не слушать. Представить себе цифры зрительно. Ничего, кроме цифр. Двадцать три, восемнадцать.
— Все равно не сможешь!
— Больно копаешься!
Приглушенный смех в зале…
— Эй, замедленная съемка!
— Бестолочь!
— Считать не умеешь!
— Нуль в математике!
— У тебя никаких шансов! Пропало дело!
— Все, тю-тю!
Они настолько вошли в раж, что стали как сумасшедшие.
— Двадцать три плюс восемнадцать? — повторил Дюнкер.
— Сорок… нет…
Он снова ухмыльнулся.
— Запутался!
— Считать не умеешь!
— Сорок один.
— Двенадцать плюс четырнадцать?
— Ничего у тебя не выйдет!
— Ты даже на это не способен!
— Вот жалость-то!
Двенадцать плюс четырнадцать. Двенадцать. Четырнадцать.
— Двадцать четыре… Двадцать шесть!
— Восемью девять?
— Ты скверный!
— Шестьдесят два… Восемью девять, семьдесят два!
— Не знаешь таблицу умножения, да ты хуже всех!
Я растерялся. Почва ушла из-под ног. Сосредоточиться, отрезать все отрицательные эмоции.
— Четырежды семь?
— Ничтожество!
— Ничего у тебя не выйдет!
— Ты не знаешь!
— Провалился!
— Четырежды семь? — повторил Дюнкер.
— Бестолочь!
— Двадцать… четыре.
— Ну, полный провал!
— Полный нуль!
— Провал по всем статьям!
— Жирное пятно на твою репутацию!
— Трижды два?
— Ах, ах, ах! Да ему не сосчитать!
— Да он ничего не умеет!
— Пустой балласт!
— Трижды два!
Смех, улюлюканье…
— Два плюс два?
— Он не знает таблицу на два!
— Полное ничтожество!
— Тупица!
— Два плюс два? — в эйфории повторял Дюнкер.
— Да он никуда не годится!
Дюнкер резко всех оборвал и рывком встал с места:
— О’кей, достаточно. Хватит!
— Руки-крюки!
— Стоп, достаточно, хватит!
Я был измотан, опустошен и чувствовал себя очень скверно. Дюнкер это быстро понял и внезапно стал очень серьезен. Ситуация явно вышла из-под контроля, он за это отвечал и понимал, на какой риск пошел.
— Тест окончен, — сказал он. — Мы зашли немного дальше, чем нужно… На практике это пользы не приносит… Но зато мы имели дело с сильной личностью… Он смог себе позволить… разве не так? Предлагаю приветствовать Алана аплодисментами за мужество. Испытание ему выпало нелегкое!
Группа, резко выведенная из транса, со смущенным видом зааплодировала. Я увидел полные слез глаза Алисы.
— Браво, мой друг! Ты круто с этим справился, — сказал Дюнкер, хлопнув меня по спине, когда я выходил из зала.
16
Я, не останавливаясь, вышел из офиса, поскольку не считал возможным оставаться до конца рабочего дня. Упрекнуть меня никто не отважился. Я повернул по тротуару налево и принялся вышагивать по каменным плитам куда глаза глядят. Надо было снять стресс.
Тяжелый эксперимент меня порядком вымотал, и я был очень зол на Дюнкера. Ну как я теперь буду смотреть в глаза коллегам? Эта скотина публично меня унизил. Но он за это заплатит. Дорого заплатит, очень дорого.
Он у меня еще пожалеет, что так обращается с людьми.
Парадоксально, но тот факт, что тест определил у меня недостаток веры в себя, укрепил мое положение. Такое тестирование являлось нарушением, и ответственность лежала на Дюнкере. Несомненно, я мог причинить ему немало неприятностей в плане юридическом, и он это прекрасно знал. Я становился почти неприкосновенен…