Я впервые услышал, как он шутит, но мне было не до смеха. Быстрее, надо срочно придумать мотивацию для ответа…
— Подскажите слово, и я немедленно исчезну, обещаю вам…
— Пантен.
Я озадаченно на него посмотрел:
— Нет, не то. Другое слово.
— Слушайте, вы мне надоели.
— Ну, подскажите синоним, пожалуйста.
— Вещь, человек как вещь. Устраивает?
— Нет, и это не то.
— Ну, уж придется довольствоваться этим.
— Дайте другой синоним.
— Я занят, Алан.
— Пожалуйста…
— Всего хорошего, Алан.
Это было сказано безапелляционным тоном, и Люк Фостери снова уткнулся в бумаги, больше на меня не глядя.
Я вышел, испытывая неудовлетворенность. Ну и ладно, зато я бился до конца. Не исключено, что меня подвел чрезмерный энтузиазм. Чтобы «включить в себя его мир», было недостаточно проявить интерес к волнующей его теме, может, надо было подстроиться к его стилю общения. А говорил он всегда серьезно, рационально, точно и строго выражая мысли скупыми словами. Мало того, наверное, надо было еще сделать вид, что я нахожу в этом удовольствие… Удалось мне его расшевелить или нет? Маловероятно. Но ведь почти получилось…
Едва я вошел к себе в кабинет, как прибежала Алиса, поделиться выгодной сделкой с одним из клиентов. Минут через десять я вдруг услышал в коридоре шаги Фостери. Он прошел мимо моей двери, сделал шаг назад и просунул в дверь голову:
— Марионетка!
Лицо его при этом осталось, как всегда, бесстрастным, и он пошел дальше по коридору.
Алиса обернулась ко мне, возмущенная, что шеф обозвал меня таким словом.
А я сиял.
14
С Грегуаром Ларше, пожалуй, придется потруднее. Если Фостери не любил разговоров, лишенных интеллектуального оттенка, то Ларше вообще не выносил, когда его отрывают от работы, ибо каждая секунда его времени должна служить достижению цели.
Это оставляло мне хоть и маленькую, но лазейку. По сути своей манипулятор, он время от времени выслушивал всякий вздор, лишь бы это способствовало усилению мотивации сотрудника. Сияющий радостью работник — это работник продуктивный, а продуктивный работник выгоден.
Мне без труда удалось навести Ларше на разговор о его семействе, а с этой темы мы плавно перешли на тему досуга. Когда же речь зашла о том, куда лучше всего водить детей, марионетки появились на горизонте, как самая естественная в мире вещь.
До чего же все-таки занятно манипулировать манипулятором!
За день я получил пять эсэмэсок от Дюбре, и в каждой он требовал, чтобы я вышел на улицу покурить. Смысла этих указаний я не понял.
День я закончил в кабинете Алисы, и она снова с увлечением делилась со мной своими соображениями о нарушениях общественных функций. К нам заявился Тома, ненавязчиво размахивая перед нашими носами «BlackBerry» последней модели, который только что приобрел. А меня вдруг одолело непреодолимое желание.
— Вчера у меня был впечатляющий клиент. Шикарный тип!
— Да ну?
Всякий раз, когда в его присутствии заходил разговор о чьей-то удаче, улыбка испуганно застывала на его лице, словно везение другого угрожало его репутации.
— Бывший финансовый директор. Лощеный!.. Невероятно классный!
Алиса смотрела на меня с удивлением.
— Он такую ручку достал, чтобы что-то записать!.. Просто шик! Угадайте какую?
— «Монблан»? — вскинулся Тома.
У него самого была такая ручка. И не мечтай, голубок.
— Мимо! Поднимай выше!
— Сдаюсь, — промямлил он с кислой улыбкой.
— «Дюпон»! С золотым пером! Представляете? Настоящий «Дюпон»!
Для пущей убедительности я вытаращил глаза. Улыбка на его лице завяла.
По лицу Алисы я догадался, что она поняла мою игру.
— Настоящий «Дюпон»? — воскликнула она, сделав вид, что не верит своим ушам.
— Настоящий.
— Ого! Вот это мужик!..
— Да уж… Такого не часто встретишь…
— Победитель в чистом виде! На мой взгляд, у него не будет проблем, он найдет себе суперместо!
Интересно, как далеко я зайду, пока Тома не поймет, что его разыгрывают?
— Уверен, что девчонки падают штабелями.
— Это точно.
Ладно, это уж слишком грубо… Но вид у Тома был все такой же огорченный. Он был настолько убежден, что любая ценная вещь вокруг должна принадлежать ему, что не почувствовал подвоха в наших словах. Они слишком соответствовали его взглядам на жизнь.
Одарив нас улыбкой, он удалился. Мы подождали, пока он отойдет подальше, и от души расхохотались.
Я отправился домой уже около восьми часов. Выйдя на улицу, я по привычке огляделся вокруг. Похоже, меня никто не подкарауливал. Уже спустившись в метро, мне пришлось снова выйти на улицу: Дюбре потребовал, чтобы я выкурил сигарету. Его скрупулезная точность начинала уже надоедать… Я снова огляделся. В этот поздний час пешеходов в деловом квартале было мало, и я не заметил ничего подозрительного.
Тремя минутами позже я снова вошел в метро, решив опробовать синхронизацию жестов, которую до поры до времени отложил. Мне хотелось начать проникновение в миры других людей, стараясь приноровиться к их образу мыслей, воспринимая их заботы и ценности.