Бог всегда путешествует инкогнито

Зеваки сновали среди художников, норовя сравнить портреты с живыми моделями, и у каждого в запасе имелся свой комментарий… Некоторые из позировавших были явно горды тем, что привлекают к себе внимание незнакомых людей, кто-то смущался и краснел, а кто-то проявлял признаки раздражения.

По дороге к дому я сделал крюк, чтобы забрать заказанный рисунок. После закрытия Биржи я парил в облаках: акции «Дюнкер Консалтинг» упали почти на пять процентов. Это необычно много. И я вдруг решил быть щедрым…

Двумя минутами позже я постучал в дверь мадам Бланшар:

— Кто там?

— Месье Гринмор, ваш сосед.

Она открыла.

— Возьмите, это вам, — сказал я, протягивая ей пакет.

— Мне? — спросила она, не скрывая удивления. — Но за что такая честь?

— Просто так. Я был очень тронут, когда вы пришли ко мне с подарком. И мне тоже захотелось вам кое-что подарить.

Она развернула пакет и несколько секунд любовалась рисунком.

— Очень красиво. И очень хорошо нарисовано. Большое спасибо, месье Гринмор.

Я чувствовал, что она хочет что-то спросить, но не решается.

— Вам понравилось?

— Да, очень. А… кто здесь изображен?

— Мадам Бланшар, как же так! Ведь это Иисус Христос!

— О!..

Глаза у нее стали как блюдца. Надо было ее срочно успокоить.

— Конечно, непривычно видеть его таким…

Она молчала.

— Сознайтесь, ведь это недостойно, когда его изображают только на кресте, с искаженным мукой лицом… Вот вы были бы довольны, если бы вас сфотографировали на смертном одре, в агонии, а потом растиражировали снимок по всему миру после вашей смерти?

51

В конце дня я собирался позвонить Фишерману, оставив ему очень мало времени до подачи макета в набор. Мне хотелось, чтобы он отреагировал мгновенно, не раздумывая, не имея возможности пересмотреть свою позицию.

Но я не мог предвидеть, что последняя консультация затянется на целую вечность. Кандидат специально приехал из провинции, и я не мог сократить время консультации и вызвать его еще раз. Он ушел только в девятнадцать тридцать пять. Срок подачи материала в редакции «Эко» был двадцать ноль-ноль. Я бросился к телефону, боясь, что уже поздно.

— «Эко», здравствуйте.

— Скажите, пожалуйста, месье Фишерман еще в редакции? Это очень срочно.

— Не вешайте трубку.

Зазвучали бесконечные «Времена года». От этой интерпретации Вивальди должен был в гробу перевернуться…

Сними трубку, сними…

— Алло?

— Месье Фишерман?

— Кто его спрашивает?

Я ответил, и у меня в ушах снова зазвучали «Времена года». «Лето», но какое-то замороженное…

Девятнадцать сорок три… Да сними же ты трубку! У него не останется времени написать что бы то ни было перед подачей макета в набор…

— Добрый вечер.

Ну наконец-то!

— У меня для вас еще скуп[16].

Молчание в трубке. Но на этот раз он заговорил первый:

— Я вас слушаю.

— Когда я позвонил вам в первый раз, я предсказал падение акций «Дюнкер Консалтинг» примерно на три процента. И мое предсказание сбылось.

— В известной степени, — поправил он.

— Во второй раз я назвал цифру в четыре процента, в то время как акции упали на четыре и восемь десятых.

— Да.

Я сосредоточился. Надо, чтобы мой голос звучал твердо и спокойно. Никакого напряжения. Блефовать было вообще не в моих привычках, а тут я собирался блефовать по-крупному. И за моей информацией ничего не стояло… Абсолютно ничего. У меня больше не было для прессы никаких скандальных новостей.

Я собрался с духом:

— Завтра произойдет самое головокружительное падение акций за всю историю. Они упадут более чем на двадцать процентов за сеанс.

— На двадцать процентов? За один сеанс? Это невозможно…

Не давать себя переубедить, иначе все пропало…

— На самом деле я убежден, что падение ожидается гораздо ниже…

Намного ниже. Возможно даже приостановление котировки, чтобы избежать падения до нуля.

Молчание.

— Что ж, посмотрим, — сказал он наконец.

Такой двусмысленный ответ мне не понравился. Что он хотел сказать? Что опубликует только мнение, прогноз, а потом посмотрит, что будет? Или останется, как во все разы, сторонним наблюдателем? Если он выберет роль наблюдателя, то как редактор газеты он труп.

Мы положили трубки.

Жребий был брошен.

Потянулось долгое ожидание… Я измучился, пытаясь просчитать, как пойдут события. Будет ли достаточно двух точных прогнозов, чтобы он стал мне доверять? Весь вечер эти вопросы крутились в моем мозгу. Я то метался, то сомневался, то надеялся… Хотелось бы, конечно, верить, но я мог и ошибаться…

К советам Фишермана настолько прислушивались, им настолько следовали, что пошевели он пером — и акции рухнут. Окончательно и бесповоротно.

Я заснул с большим трудом и спал скверно, постоянно просыпаясь и глядя на часы. Зеленые светящиеся цифры сменяли друг друга медленно, как приклеенные. В шесть часов я поднялся и, собираясь, заставил себя слушать радио, чтобы ни о чем не думать. В шесть пятьдесят пять я спустился вниз, на улицу. Было еще прохладно. Собачники прогуливали своих питомцев перед работой. Прохожие с невеселыми лицами уже явно отправились на службу.