— Послушай, Танатос, — было странно называть его по имени. Было странно говорить с ним здесь, в полутьме, касаясь его руки, без масок и фальшивой кожи. — Да, я была Лианой Брифф. Когда-то. Но также я была совершенно откровенна, когда говорила, что Лиана Брифф мертва. Той девочки, которую ты встретил в вирте, больше нет. Смирись с этим.
— Позволь мне сохранить своё мнение на этот счёт, — ответил он тихо.
— Да сохраняй что хочешь, кто же запретит, — вот ведь чудище упрямое. — Агенор будет в восторге, если хочешь знать. Но я не хочу вешать на себя ещё и это. Я — не та девчонка. Давно не та. Я не хочу обманывать тебя.
И обманываться самой.
— Понятно, — хмыкнул он. От его руки по её телу распространялось странное, мягкое тепло. — Оставим пока это. Хотя у меня и есть некоторые основания утверждать, что мы все меняемся. Я тоже, может, не тот наивный маленький бог, которого какая-то нахальная девчонка перелетала в вирте…
Она хотела бы сдержать улыбку, но получилось так себе.
— Да, — пробормотала она. — Помню, в какой ярости ты был. Это, знаешь ли, забавное оказалось зрелище!
— Предпочитаю считать, что был немного обескуражен, — заявил он чопорно.
— Как же! От твоей “обескураженности” вирт коротило. И теперь я понимаю, почему. Как же, какая-то соплячка перелетала бога…
Он сжал её ладонь чуть крепче.
— Признаю, это было неожиданным опытом. Забавно, но в лаборатории нам тогда внушали две разом противоположные вещи: с одной стороны, мы были собственностью и ходячим оружием, но с другой стороны — символами генетического совершенства, непобедимыми и бессмертными…
— Как и положено богам. А ещё богам положено беситься, когда люди превосходят их в чём-то. Как там было с той ткачихой, которую превратили в паучиху?
— Примерно, — хмыкнул он. — Я привык считать, что никому меня не победить. И когда, скажем, “какая-то соплячка” сумела сделать это, пусть и с жульничеством…
— Я не жульничала.
— Ой, я тебя прошу…
— Игра с кодом — не жульничество. Просто не самый чистый метод.
— Как скажешь. В любом случае, выходка “соплячки” вызвала у меня два равносильных желания.
— Дай угадаю: отыграться и…
— Да. И узнать эту соплячку поближе.
Она поймала себя на том, что улыбается. И тут же мысленно выругалась распоследними словами.
— Прекрати это делать!
— Делать что? — уточнил он невинно. — Всего лишь воспоминания, Ли. Они наши, нравится нам это или нет.
— Воздействие на определённые центры мозга, да? Те самые, что отвечают за память?
— Разве что самое слабое. Лёгкий толчок, не больше — и тот с учётом твоих прошлых травм, разумеется. Не думай, что я пытаюсь навредить. Или манипулирую тобой. Разве что слегка, но ради…
— Ради благой цели? Как я — тобой? — оскалилась она. — Брось, о-боже-смерти. Если уж мы действительно решили устроить тут вечер сопливых воспоминаний, то давай вспоминать до конца. И опустевшие планеты, покрытые радиоактивным пеплом, и погибших товарищей, и предательство, и сражения. Если тебя так тянет говорить, то давай поговорим. О том, что твой брат был именно тем, кто убил мою сестру и нерождённого племянника; о том, что ты убил моих товарищей; о том, что я предала тебя и превратила нашу любовь в оружие против тебя; о том, что из-за меня ваше восстание повисло на волоске. Если настало время читать хронику воспоминаний, то давай делать это, не пропуская строчек.
Он помедлил, как будто взвешивал вероятности, но после ответил тихо:
— Что же, ты права. Давай говорить. Я предпочёл бы, конечно, чтобы ты была в лучшем состоянии, но, выбирать не приходится: судя по тому, что я услышал, мы и так непозволительно затянули этим разговором. Итак… ты пошла в добровольцы, когда погибла сестра?
— Наверняка же читал моё досье.
— Как и ты — моё. Но смею верить, мы с тобой не настолько далеко прошли по этой дороге, чтобы за досье окончательно перестать видеть живых людей.
Хотела бы она быть в этом уверена.
— Говори за себя.
— Сказала мне женщина, которая жрёт себя поедом из-за того, что пришлось убить бывших сослуживцев. Которые, смею заметить, пытались убить её саму.
— Туше.
Они помолчали.
Это был странный вечер, странные обстоятельства, странная тишина… Возможно, им не стоило заходить так далеко. Возможно, им стоило бы похоронить и чувства, и память, пока это не уничтожило их обоих. Но она поймала себя на том, что просто не может повернуть обратно, даже если знает, что это необходимо.
Она хотела бы верить, что дело в его воздействии на её мозг.
Она хотела бы, но не видела смысла лгать себе ещё и в этом.
— Наши родители погибли довольно молодыми, задолго до войны. Испытания нового мега-робота, которые пошли не так. Позже, уже в должности леди Авалон, я подняла материалы того дела и узнала, что их убрали ради блага Короны. Что иронично.
— Иронично? Какой… интересный выбор слова.
Она пожала плечами: