Сколько бы она ни сердилась, но стоило признать, что правда в словах Таны присутствовала. Леди Авалон сама ненавидела играть вслепую. И, несмотря на совершенно дурацкую привычку вворачивать, к месту или нет, призраков и прочие мифологические штуки, Тана был гением. И одним из немногих, кому она доверяла.
— Что же, — вздохнула она, — Я расскажу вам одну историю, Тана. Она вам понравится, потому что это мрачная сказочка, в которой предостаточно призраков. И главная героиня нынче пополнила их ряды… Итак, сказочка начинается однажды, в тридесятом царстве… То есть, около девяти лет назад, когда всем нам казалось, что дурацкие разборки вокруг крохотной планетки скоро утихнут, эта идиотская война кончится быстро и точно никогда не затронет Гваду... Тогда Лиана Брифф, кибер-гонщица и избежавшая наказания “незабудка”, познакомилась в игре “Последнего шанса” с неким парнем. Он был странноват, местами вёл себя необычно — но летал, как бог… А вирт-гении часто не от мира сего, так? Он летал под ником “бог смерти”, и её забавлял этот нарочитый пафос. Она во многом была наивной дурочкой, та Ли… Может, к лучшему, что она уже мертва. Но вернёмся к нашей сказочке…
И она рассказала всё.
Тана выслушал молча, не перебивая. А после прошипел что-то на своём, ящеричьем.
— С переводом, пожалуйста, — попросила она.
— С этим могут быть некоторые сложности, — ответил Тана спокойно. — В вашем языке нет таких слов. У вашего вида давно пропала необходимость произносить вслух именно это имя любви. Даже у моего народа оно встречалось редко, а уж у вашего…
— Мы всерьёз собрались обсуждать здесь любовь, Тана? Это даже не смешно.
— Нет, вы правы: не смешно. Во всей этой ситуации нет ничего смешного. Но есть такое выражение — не замечать в комнате слона. Вам не кажется, что молчать в данном случае о связавших вас с ари Танатосом чувствах — это не замечать слона? Потому что, нравится ли вам это признавать или нет, но они могут влиять на общую картину. Уже влияют.
Ей нечего было на это ответить.
— Хорошо, давайте говорить о любви. О том, что я должна сделать во благо Гвады, и о том, как можно это использовать. Я так поняла, у вас есть дополнительно какие-то идеи на этот счёт?
Возможно, её голос дрогнул. Быть может, она даже возненавидела бы себя за это, если бы не устала настолько сильно.
Тана долго молчал, разглядывая её своими огромными лучистыми глазами. И, когда она уже собралась съязвить по этому поводу, всё же снизошёл до ответа.
— Однажды Сэм сказал мне одну интересную вещь…
— Только не говорите мне, что собираетесь цитировать своего психоаналитика.
— Собираюсь, потому что он — очень умный человек. Так вот, он сказал, что, спасая мир, нужно начинать с себя. Эта истина, к сожалению, едва ли подходит для меня, потому что у меня нет мира, который мне стоило бы спасать. Мой мир кончился в огне, под лучами терраформации. Но у вас, возможно, шанс ещё есть. Вам есть, что спасать, и вы делаете всё для этого. И любовь может стать тут хорошим подспорьем.
— Ну-ну. Осталось только надеть какую-нибудь цветастую шапочку и заорать "Любовь спасёт мир".
— Не уверен, что этот скепсис уместен, миледи. В своё время люди в цветастных шапочках не раз меняли мир, не так ли? И не были они так уж неправы. То, что у вас принято называть любовью, строит цивилизации. Не хуже, чем войны, политика и интриги. Не столь явно, не столь прямолинейно — и мы, конечно, не будем здесь вспоминать Елену Троянскую или Мессалину, потому что это про секс и жажду обладания. Такие вещи часто вмешиваются в историю, но редко в лучшую сторону… Но есть ещё иное, то, что всегда будет лежать в фундаменте, стоять в тени, поддерживать цивилизации на грани падения. Вы забыли подлинные имена этого, неназываемого — но оно есть, там, вне контекста, на самой черте, вроде бы маленькое и неважное. Но именно оно в конечном итоге спасает вас от окончательного уничтожения.
— Если вы спросите меня, то дипломатия, космические щиты, роботы и оружие спасают нас от окончательного уничтожения, — ответила она сухо. — Любовь я ни разу не встречала в этом списке. И не могу не отметить, что вашим соотечественникам все эти “имена любви” не слишком помогли. А вот были бы у них хорошие противоорбитные…
Она прикусила язык. И почти что возненавидела себя — но жестокие, несправедливые слова уже сорвались с губ.
Тана, впрочем, не выглядел обиженным.