Бог пятничного вечера

Нам было хорошо вдвоем – приятное общение, тишина. То, что со мной сделала тюрьма, с ним сделал возраст. Несколько минут мы молчали. Первым заговорил я:

– Рей?

Он посмотрел на меня, не поворачивая головы.

– Что случилось с Одри? На самом деле?

Он усмехнулся:

– Ты, вот что с ней случилось.

– Нет, это я знаю. Но… Я не то имею в виду. Она – другая. – Он понимающе кивнул. – Ты присматривал за ней. Я знаю. И она тебя любит. Всегда любила. Отчасти поэтому она здесь.

– Ее сломал суд, – тщательно подбирая слова, заговорил Рей. – Несколько недель почти ничего не ела, закончила тем, что попала в реанимацию, лежала под капельницей. Я привез ее домой, две недели откармливал куриным супом, а когда она окрепла, сказал, что со всеми этими глупостями надо заканчивать. Убедил повидать тебя в тюрьме. Объяснил, что это ее обязанность. – Он отпил кофе. – Если Джинджер в чем и преуспела, так это в том, что подорвала веру Одри в тебя. Сомнение – такая вещь: пустит корни, и уже никакой силой его не выкорчуешь. – Рей покачал головой. – Показания, свидетели, видео – слишком много всего. Ей были нужны бесспорные доказательства противного, но ты их ей не дал, не пробился к ней. – Рей кивнул в сторону школы. – Сад. Сколько она там земли перевернула. Это ведь ее руки делали то, в чем голова не могла разобраться. – Он ткнул пальцем за спину. – Твой частный зал славы? Нет, это она твое прошлое разгребала, чтобы ответ на свое будущее найти. – Рей покачал головой. – Сколько раз она видела, как ты спасал игру в последней четверти? – Я промолчал, и он ответил сам: – Десятки, но потом, в самый важный момент, не спас. Не смог. Ты хорош в схватке, в куче потных парней – там ты герой. Но когда дело касается ее самой, ее сердца, ее чувств – тут ты не вытягиваешь, тут ты слабак. Вот так, просто и ясно. Так она это все видит.

Я выдохнул. Выпустил то, что держал в себе с того момента, как вышел из тюрьмы.

– Я скажу тебе кое-что, – продолжал Рей. – Может, тебе это не понравится, может, ты не захочешь это слушать, но оно там, под этой ее злостью. Сколько раз я помогал ей латать это паршивое пугало. Значит, зернышко надежды все-таки есть. Пусть крохотное, но есть. И как ни старается, задушить его она не может. Выплюнуть не может. Не может.

– Надежды на что?

– На тебя.

– Почему?

– Потому что ты еще не вытащил ее из этого дерьма. Знаю, поздно, но женское сердце понять трудно.

– Неужели ты действительно в это веришь? Сколько лет прошло…

Рей вскинул бровь.

– Эй, мы же об Одри говорим, а не о ком-то там. Это я тебе напоминать должен? Ее ведь не зря прозвали Абатой. – Он махнул рукой в сторону лежавшего перед нами воображаемого поля. – Когда тебя били, больно было ей. И до сих пор больно. – Он посмотрел на меня. – И средство остановить это есть только одно.

– Но я же не могу.

Рей покачал головой. По щеке скатилась слеза.

– Когда-то я видел на этом поле парнишку. Видел, как он делал вещи, казавшиеся невероятными. Что бы там ни говорили по телевизору, что бы ни писали в газетах и журналах, он стал великим, потому что одно делал лучше всех. – Рей тряхнул головой. – Он никогда не уходил с поля с горючим в баке. Все оставлял там. Все до капли. – Молчание, потом кивок. Рей повернулся ко мне. – Помню, как тащил тебя от боковой в раздевалку, потому что ты на ногах не стоял. Вот таким я тебя помню. Мне наплевать, сыграешь ты еще один даун или нет. Мне наплевать, какие там у тебя проблемы, но мне не наплевать, что случится с этой девочкой. Ты должен постараться – ради нее. – Рей постучал меня в грудь, сморгнул слезы и постучал уже себя. – И ради меня тоже.

Я обнял его за шею, привлек к себе. Он похлопал меня по руке, а я чмокнул его в висок.

– Да, постараюсь.

Одри и Ди появились, когда уже рассвело. В одной руке Ди нес бутсы, в другой – шлем, мяч – под мышкой. Я, одетый в толстовку, спортивные брюки и старые армейские черные ботинки, подошел снаружи без мяча. Ди, похоже, смутился. Одри сняла с плеча и вручила мне сумку. Я достал из нее и подал парню пару черных ботинок, таких же, что были у меня на ногах, только новых. Парень протянул руку.

– Ты серьезно?

– Ты у меня спрашиваешь?

Он быстро сел и, посмеиваясь, начал переобуваться.

– Вот уж не знал, что собираюсь в армию.

Когда мы еще учились в школе, родственники Вуда подарили ему мотоцикл «Хонда» с двигателем на сто двадцать пять кубических сантиметров, на котором мы гоняли по их участку. Пока Ди шнуровал ботинки, я подкатил мотоцикл к Одри. Она села и тут же его завела. Я взял у Ди шлем.

– Пока еще рано. Квотербек начинается с ног. Давай посмотрим, что у тебя с ними.

Парень поднял ноги, пробуя вес ботинок, и посмотрел на мои старенькие.

– Я разные носил – эти не самые легкие.

– Как раз то, что надо. – Я кивнул в сторону Одри. – Претензии к ней.

– С ними, наверно, какая-то история связана, а?