Бог Непокорных

Он был слишком успешен поначалу, слишком самонадеян — и в результате судьба ткнула его носом в его собственную слабость, и Лэйна переиграли на том самом поле, где он полагал себя мастером. Слабость собственного тела, дурнота, невозможность сделать что-либо прямо сейчас лишь подбавляли масло в огонь. Физические страдания его сходили на нет, далкрум шел на поправку, зато в душе поселился полный раздрай. Он постепенно, поначалу неуверенно, начал ходить; сердце жаждало мести, но возник и страх, которого не было прежде — боязнь, что любые его действия навлекут новые беды на людей, которых он хотел защитить. Один невыносимо долгий, мучительный день следовал за другим; в какой-то момент Лэйн осознал, что раздрай в его душе будет продолжаться до тех пор, пока он не начнет что-то делать — как только новая цель будет поставлена, сомнения отпадут, его злость и боль превратятся в энергию, а неизбежные жертвы среди союзников он снова станет воспринимать как еще один повод для мести и жестокости по отношению к врагу — но не как узы, стягивающие его по рукам и ногам. В это время пришло известие, может быть, еще более худшее, чем новости о смерти Хейлы и Калила и разорении Латтимы: к Цейну подошли новые корабли, из которых на землю Ильсильвара вышли воины энтикейских кланов и рыцари Семирамиды. Далкруму стало ясно, почему Тезак и Коршуны так сконцентрировались на обороне города, не пожелав придти на помощь своим товарищам, умиравшим в Латтиме и Энно: они вовсе не готовились бежать, они защищали порт, в который вскоре должна была прибыть новая волна завоевателей.

В этот же день он попросил у хозяев теплую одежду и немного еды; на улице бушевала метель, он был еще слаб, и хозяева пытались отговорить его от ухода — безуспешно. Лэйн вышел из дома, представляя собой слабую и легко уязвимую цель как для непогоды, так и для людей: свои ножи он потерял в Лаго, один из двух арбалетов был безнадежно испорчен, а второй, сделанный под правую руку — бесполезен, поскольку эта рука Лэйна все еще находилась в лубке.

Сквозь метель он кое-как добрел до следующей деревни, потом, узнав, что одному из крестьян нужно отправиться на юг, напросился к нему в спутники. Их пути вскоре разошлись, Лэйн опять побрел по холодным дорогам один — зная, однако, что цель его не слишком далека и уповая на то, что идет верно. Слухи о приближении генерала Альрина бежали впереди его армии, и хотя это войско, отчасти из-за непогоды, отчасти — из-за беспрестанных атак Джена и Гайна, продвигалось на север очень медленно, к текущему моменту оно уже вступило на южные границы былых владений графов эс-Лимн. И вот, наступил момент, когда оборванный, грязный, полузамерзший Лэйн увидел впереди огни множества костров и направился к ним через заснеженное поле. На подходе к лагерю его остановил патруль.

— Ты кто? Нищим здесь не место, — бросил командир патруля. — Убирайся. Мы не подаем.

— У меня… сообщение для генерала… — просипел Лэйн и закашлялся. В последние дни его снова мучила горячка.

— Вот как? — Командир пренебрежительно осмотрел невысокого человечка. — Что-то я сомневаюсь. И что же это за сообщение? Скажи мне, я передам.

— Оно не… — Кашель. — Не для твоих ушей…

Командир патруля еще несколько секунд рассматривал бродягу, а затем отдал распоряжение своим людям:

— Тащите его в лагерь. Пусть Малькос с ним разбирается.

Один из патрульных усадил Лэйна посадил на лошадь позади себя; его отвезли в лагерь и доложили о случившемся лейтенант Малькосу, в подразделении которого состояли доставившие Лэйна патрульные. Лэйну, беспрестанно кашлявшему, дали попить теплой воды, после чего Малькос принялся выяснять, что же за дело привело больного оборванца в их лагерь. Лэйну повторил то, что прежде сказал командиру патруля: его донесение должен получить только генерал Альрин и никто другой.

— Не держи меня за дурака, — раздраженно сказал Малькос. — У нас, конечно, есть люди, которые поставляют сведения, но ты к ним никакого отношения не имеешь. Кто ты такой и для чего тебе генерал? Что еще у тебя за сведения такие особые, а?!

— Тебе об этом… знать не нужно…

Грубый тычок отправил Лэйна на землю. Правая рука, не смотря на защищавший ее лубок, взорвалась болью. Лэйн кое-как привстал на локте левой. Закашлялся. Малькос навис над ним с поднятым кулаком — словно лейтенант не знал еще и сам, ударит ли он Лэйна второй раз или нет.

— Не морочь мне голову! Ты все расскажешь — или мы переломаем тебе кости, а потом закопаем прямо здесь, в снегу! Зачем тебе генерал?! Может, ты служишь энтикейцам и хочешь убить его, а?! Говори, падаль! Или мне позвать палача?! Пусть спилит тебе пару лишних зубов!

— Можешь делать со мной… что хочешь… — Лэйн говорил с трудом, с перерывами, изо всех сил контролируя дыхание для того, чтобы вновь не зайтись в кашле. — Но если… ты не сообщишь генералу… или покалечишь меня… на дыбе в итоге… окажешься ты сам…

Лейтенант презрительно скривился.

— И что же я должен передать генералу? Что встречи с ним требует какой-то грязный, обоссаный бродяга?!