Бог не проходит мимо

Первым был настоятель отец Вадим. Достаточно пожилой, но еще не старый. Очень плотный, с короткой, аккуратно подстриженной бородкой — какой-то серо-пегой, широким, лоснящимся, немного красноватым лицом и маленькими подвижными глазками. Отец Вадим отличался особой важностью, степенностью и постоянной напыщенной сердитостью. Хорошее настроение почти никогда на людях не показывал, да никто и не знал, бывал ли он когда — либо в хорошем настроении, так как веселым и смеющимся его никто не видел. Он был постоянно чем-то недоволен или раздражен. Служащие в храме его боялись, народ сторонился и тянулся к другим священникам. Впрочем, отец Вадим никогда не выходил на исповедь, поэтому с народом и не общался. Служил только по воскресным дням и в праздники, а все остальное время занимался административной работой, общался со священноначалием и спонсорами, контролировал старосту, финансовые дела, бухгалтерию и так далее. Когда он служил, на клиросе пел специальный наемный концертный хор, состоящий сплошь из оперных певцов. Отец Вадим обожал партесное пение. И особо умилялся, когда солистка меццо-сопрано, словно в экстазе, заливалась умопомрачительными трелями, а затем ей громогласно вторили басы и мощное восьмипудовое контральто. Проповеди произносил, только когда в храм приезжал архиерей или другое церковное начальство.

Двое его сыновей служили священниками на очень хороших приходах, третий заканчивал семинарию и был архиерейским иподьяконом, подавая тем самым огромные надежды. Поговаривали, что третий должен принять монашество, а там и до архиерейства недалеко будет.

Отец Вадим был особо любим и обласкан священноначалием, уважаем местными чиновниками из префектуры и даже из Думы. Его постоянно приглашали на званые приемы и праздничные обеды, банкеты с различными высокопоставленными лицами, просили сказать торжественное слово. Вот тогда отец Вадим и мог отличиться потрясающим красноречием. Открывался ли в районе новый садик, закладывался ли сквер или больница — всюду присутствовал отец Вадим, всегда рядом с префектом и главой управы. Так что дел у отца настоятеля было всегда много, и он был очень занят. Матушка отца Вадима появлялась на приходе только по большим праздникам, нарядная и надушенная, всегда стояла на специально отведенном для нее месте — на амвоне возле правого клироса. Ее тоже побаивались, и перед ней заискивали.

Второй священник, отец Василий, был лет на десять старше настоятеля. Вид имел несколько изможденный и постнический. Бороду и волосы никогда не стриг и, казалось, причесывался редко, отчего вид имел неопрятный. С прихожанами обходился строго, подолгу исповедовал, любил назначать епитимьи, но народ его любил в первую очередь за подвижничество, молитвенность и аскетизм. Мяса батюшка давно не вкушал, много лет назад наложил на себя монашеский пост, чем очень раздражал отца настоятеля, который считал подвижничество отца Василия показным и ненастоящим. На общих трапезах требовал от отца Василия вкушать то, что все едят, но отец Василий на требования настоятеля не реагировал и, съев какой-нибудь салатик, тихо удалялся в свою келию в приходском домике, сославшись на плохое самочувствие, и этим тоже раздражал настоятеля, который сознавал свое бессилие перед непокорностью отца Василия. В скоромные дни поварихи в трапезной старались тайком от настоятеля готовить батюшке Василию рыбу. Его очень любили и очень жалели.

Отца Василия жалели и потому, что жена его много лет тяжело психически болела. Дочери с родителями не общались, стыдясь своей сумасшедшей матери и всячески скрывая этот факт от своих мужей и их родни. Отец Василий безропотно нес сей тяжкий крест, ухаживал за невменяемой супругой, лишь периодически, в момент обострений, помещая ее в психиатрическую больницу. В остальное время, когда батюшка был занят на приходе, нанимал за немалые деньги сиделку, отдавая ей почти всю зарплату.

На себя денег практически не тратил, все только на умалишенную супругу. Много лет ходил в одном и том же потертом драповом пальто, старой вылинявшей рясе, стоптанных ботинках. Однажды прихожане подарили ему новые ботинки, он радовался, как ребенок. Старые немилосердно текли, и он подкладывал в них туалетную бумагу, чтобы не сильно мокли ноги. Весть о том, какую скорбь терпел отец Василий в дырявых ботинках и ни разу не пожаловался, разнеслась мгновенно по приходу как еще одно доказательство его подвижнической жизни. Другой раз после истории с ботинками прихожане подарили ему пальто, отец Василий очень благодарил и даже прослезился, но на следующий день в его новом пальто щеголял местный бомж Брошка, стоявший при храме на паперти. Прихожане пришли к батюшке с упреком:

— Что ж вы, батюшка, Ерошке-то пальто отдали?

— Ой, милые мои, простите меня, я посмотрел, а он, Ерошка-то, совсем раздетый, а у меня старое пальто еще хоть куда, почти новое и не холодное, вот я ему и отдал это. В Евангелии-то как сказано: имеющий две одежды отдай не имеющему.