— Никто никогда не причинит тебе вреда, Талия. Я сломаю любого, кто попытается прикоснуться к тебе снова. Мука в его голосе пересиливается гневом, и он впивается пальцами в мои бедра, как будто воображая такую вещь. Мне приходит в голову, сколько боли он тоже запихнул в свои карманы. Возможно, чувствует себя беспомощным. Бесполезным.
Каждое движение его бедер становится более пылким, наполненным целеустремленностью.
Когда мы царапаемся, кусаемся и трахаем друг друга, я испытываю чувство освобождения. Освобождение.
Он разрезает меня на куски, обнажая сырые, нетронутые части меня, все еще переполненные страстью и желанием. Кусочки, к которым Ремус никогда не мог прикоснуться, независимо от того, сколько раз он забирал у меня. Даже не пытаясь, Титус раскрывает тонкие фрагменты тоски, оставшиеся внутри меня, моего восторга, и высвобождает их из моего тела.
Мой желудок скручивается в тугие узлы, разматываясь, как извивающаяся нить, прикрепленная к моей теперь изуродованной матке.
Я открываю рот, чтобы издать мучительный стон, который перерастает в крик, когда оргазм захлестывает меня.
Горячие холодные мурашки пробегают по моей коже.
— Титус! О, Боже!
Он прижимается лбом к моей ключице, его рука сжимает мою челюсть, и его проклятия эхом разносятся вокруг нас.
Если когда-либо и были какие-то сомнения относительно того, что я чувствую к нему, то теперь они навсегда запечатлелись в моем сердце.
Я люблю его.
Навсегда.
Глава 4 5
Всю следующую неделю мы с Титусом проводим время вместе, купаясь, кушая, спя и занимаясь любовью. С каждой блаженной кульминацией я становлюсь ближе к нему и все дальше от Ремуса. Тени остаются на периферии, как, я подозреваю, они всегда будут. Все, что я могу сделать, это научиться сосуществовать со своими страхами и надеяться, что однажды демоны моего прошлого устанут от меня. Что, возможно, мое желание продолжать сражаться станет для них невыносимым.
А тем временем, возможно, трещины начнут уплотняться, заживать, поскольку любовь, растущая внутри меня, давит на мои ребра, заполняя места, которые когда-то были пустыми.
Сейчас я постараюсь встречать каждый восход солнца с проблеском надежды на горизонте.
— Он вернулся. Голос Аттикуса доносится сквозь приоткрытую дверь, пока я стою в ванной, вытирая волосы полотенцем. Считается, что я расслабляюсь в ванне, но я на цыпочках подхожу к своей куче одежды, чтобы быстро одеться. Я очень сомневаюсь, что Титус предпочел бы встретиться с Аттикусом в хижине, если бы думал, что я могу их услышать, но воспоминание о том, что я оставила расческу в спальне, дало мне возможность уловить самую важную часть их разговора.
Часть, которую я ждала.
— Где? Спрашивает Титус.
— Они отсиживаются в монастыре. После нападения были направлены дополнительные силы для защиты лабораторий. Они, похоже, одержимы идеей превратить это место в следующий Калико.
— Раньше ты говорил, что они строят подземные лаборатории?
— Да. Прежде чем они решили передать меня докторам, они поручили мне работу по прокладке туннелей. С таким глубоким голосом, как у Титуса, иногда трудно отличить Аттикуса, поэтому я подхожу на цыпочках поближе, чтобы не отставать от разговора.
— Совсем как Калико.
— Похоже, они не усвоили свои уроки с первого раза.
— И ты уверен, что Джек с ними.
— О, да. Я мечтаю о том дне, когда смогу обхватить его рукой за горло и…
— Нет. Я выхожу из своего укрытия, где они двое могут меня видеть.
— Моя месть давно назрела.
Несмотря на усилия, которые он приложил, чтобы помочь освободить меня от Ремуса, в глазах Аттикуса все еще горит негодование.
— Твоя месть? Последнее, что я помню, это то, что ты встала на сторону придурка со змеиными глазами и отправила меня в Чистилище. Ты имеешь хоть какое-нибудь гребаное представление о том, что они делают с человеком в Чистилище?
— Это было не мое решение. Если бы это зависело от меня, тебя бы предали смерти, и мы бы не спорили здесь. Я хотела найти человека, который убил моего отца тогда, как хочу и сейчас, когда я точно знаю, кто он.
— Что ж, мне жаль сообщать тебе, милая, но ты не в той форме, чтобы мстить. И я слишком долго ждал этого.
— Аттикус… Предупреждение в голосе Титуса говорит о кипящем внутри него раздражении.
— Брат, ты чертовски хорошо знаешь, что это моя месть.
— Она заслуживает этого так же, как и ты. Чистилище было нелегкой судьбой, я знаю это. Но она прошла через ад и вернулась обратно. Ад, с которым мы оба знакомы.
Брови Аттикуса вздрагивают, как будто понимание дало ему пощечину прямо тогда. Он не осмеливается повернуть свой взгляд в мою сторону, как будто не может заставить себя посмотреть на меня сейчас.
— Их люди усиленно охраняют периметр.
— Тогда нам нужно застать их врасплох. То, как Титус в задумчивости меряет шагами пол, напоминает мне моего отца во времена, когда я шпионила за его тайными встречами с офицерами.
— Проникнуть сквозь их оборону. Джек, несомненно, спрячется за спинами своих людей. Он слишком ценит свою жизнь.