Бог Монстров

— То, что делается ради любви, не может быть злом, Титус.

— Это за гранью любви. То, что я чувствую к тебе, сводит с ума и безжалостно. Проводя зубами по моему горлу, он притягивает меня ближе, прижимая мое тело к себе. Молча присваивает меня себе.

Я вспоминаю ночи, когда он держал меня в плену — с завязанными глазами и связанной — и как сильно я наслаждалась капитуляцией. Доверием. Отсутствием контроля.

Когда его язык разжигает мои желания, я жажду почувствовать это снова, но неприятное ощущение шевелится у меня внутри.

Страх.

Что, если это вызовет воспоминание? Воспоминание о том, как Ремус много раз привязывал меня к своей кровати.

Я помню слова Титуса из прошлого: страх и храбрость не являются взаимоисключающими.

Чтобы вернуть те чувства доверия к Титусу, я должна преодолеть свои страхи.

Даже если это означает, что мне будут сниться кошмары.

— Титус, — шепчу я, прежде чем его рот накрывает мой, запечатывая мое дыхание поцелуем.

— Я хочу…. Я хочу, чтобы ты связал меня. Как раньше.

Прерывая поцелуй, он отстраняется, его лицо искажается гримасой.

— Я не буду снова связывать тебя, Талия.

Не после того, как…

— Я в порядке. Было время, когда я наслаждалась этим чувством подчинения. Я хочу стереть страхи, связанные с этим, и Титус, ты единственный, кому я доверяю в этом. Я не знаю, сколько раз я должена повторять тебе это. Я в порядке, хорошо? Пожалуйста, просто доверься мне.

Его хмурое выражение становится еще глубже.

Несмотря на мой кивок, выражение его лица, глубокие борозды на лбу говорят мне, что он не так уверен.

— Пожалуйста. Мой дрожащий голос выдает не уверенность моего разума, и теперь я сама сомневаюсь в этом. Я вспоминаю времена, когда у меня дрожали руки, момент, когда охранники пытались связать меня. То, как все мое тело похолодело, а в животе зашевелилась тошнота. Я чувствую это сейчас. Как будто я хочу отступить и свернуться в тугой клубок, где никто больше не сможет ко мне прикоснуться.

Но я не буду.

Потому что в глубине души я все еще слышу, как Ремус смеется надо мной, и я отказываюсь признавать, что он отнял у меня все.

Со вздохом Титус поднимает мои руки над головой, сжимая их в своей хватке, и первый приступ паники трепещет у меня в животе.

— Если это то, что тебе нужно. Тогда я сделаю это. Для тебя.

— Так и есть. Я проглатываю сомнения, ползущие по моему позвоночнику, когда его взгляд скользит по мне, оценивая, без сомнения. Этот человек настолько проницателен, что я уверена, он может уловить малейшую дрожь в моем теле еще до того, как я сама осознаю, что она есть.

Паника из прошлого скручивается у меня в животе, и даже я чувствую, как мое тело дрожит от призрачных ощущений, которые задерживаются на периферии.

Затем он отрывает полоску от простыни и завязывает мне глаза повязкой, лишая меня уверенности в том, что это Титус.

Это Титус, эхо моих мыслей.

— Ты уверена в этом?

Проглатывая твердый комок в горле, я киваю.

Он поднимает мою ногу, оборачивая ее вокруг своей спины, и я уже чувствую силу в его теле, которая отличает его от Ремуса.

— Если это станет слишком, скажи мне остановиться, и я это сделаю. Я обещаю тебе, я это сделаю.

— Я знаю. Я доверяю тебе. Мой желудок переворачивается сам по себе, и когда он направляет свой кончик к моему входу, в моей голове звучит сигнал тревоги. Образы там вцепляются в меня, как Бешенные, желающие сожрать меня живьем, и, тяжело дыша, я обвиваю пальцами его руку, которая связывает мои запястья вместе, цепляясь за настоящее.

Титус.

Он вонзается в меня, крепко сжимая мое бедро, продвигаясь все глубже и глубже, растягивая меня с каждым крошечным толчком.

Еще один нежный ветерок обдувает меня, заставляя мои соски затвердеть, и это отвлекает, вызывая в памяти воспоминание о Ремусе, который шлепал меня по груди, смеялся над ними, называя их коровьим выменем.

Губы прикасаются к чувствительным вершинам, посасывая меня, вытаскивая из этой ужасной мысли, и при звуке стонов Титуса я переношусь назад. Сюда. Прямо сейчас. С ним.

Он обхватывает ладонями другую, уравновешивая постоянный контакт, пока лижет и сосет, входя и выходя из меня ленивыми, неторопливыми толчками.

— Я не могу отрицать, что вид тебя такой пробуждает во мне что-то яростное. Хриплый тон его голоса, насыщенный похотью, разжигает пламя, которое он разжег во мне.

Каждый раз, когда образы прошлого просачиваются в мое сознание, Титус каким-то образом прогоняет их прикосновением, своим ртом или словами.

Он двигает бедрами вперед по самую рукоятку, его зубы царапают мой сосок, и я вскрикиваю от удовольствия.

— Мне жаль, — говорит он, затаив дыхание от раскаяния.

— Я в порядке. Ты не должен обращаться со мной как с хрупкой.

— Я не хочу причинять тебе боль.

Он не может причинить мне вреда. Он не может причинить мне больше боли, чем мне уже причинили.

Я хочу боли. Я хочу снова что-то почувствовать. Мне нужно знать, что этот ублюдок не сломал меня.

— Я сказала, я в порядке. Все в порядке.