Бог Монстров

— Я согласен, что элемент неожиданности — мудрый подход. Но как? У нас нет ни людей, ни технологий, как у повстанцев, когда они напали на Калико. Небольшая банда злобных женщин не собирается прорываться дальше главного входа, и к нам со всех сторон хлынет Легион.

— Нам нужно отвлечь их.

Оба мужчины, наконец, поднимают на меня свои взгляды.

— Нам нужно поймать эту змею до того, как она нападет, — продолжаю я. — И есть только один способ выманить змею из ее норы. Живая приманка.

— Нет. Чушь собачья. Бицепсы выпирают из-за скрещенных рук, Титус качает головой, в то время как я стучу палкой по земле рядом с нарисованной мной схемой.

— Хотя это может сработать, Титус. Это хороший план. Лилит стоит надо мной, уперев одну руку в бедро, другой потирая подбородок.

— Отдать ее им — это никогда не было хорошим планом. Рычание в его голосе передает лишь малую толику ярости, запечатленной на его лице.

— Мы уже однажды попробовали этот план.

— Это не значит, что я сдаюсь. Джек верит, что я ему доверяю, — возражаю я, усталость от борьбы с этим моментом сказывается на моем терпении.

— Если только Ремус не сказал ему иначе.

— Верно. Но даже в этом случае он не собирается отказывать мне в прохождении. Пока он верит, что я одна.

— Ты не будешь одна.

— Это верно. Со мной будет их ценный доктор Левин. Ранее мне сообщили, что после моей операции доктор Левин выпустил всех своих пациентов из подземной лаборатории, и они прятались в лагере Фрейи вместе с Аттикусом.

— Джек подумает, что мы сбежали вдвоем. Мы войдем внутрь и откроем двери. Вот тогда ты применишь свою магию. Пока ты будешь отбиваться от солдат Легиона, я отправлюсь на поиски Джека.

— Нет. Не без меня.

— Тебе предстоит сыграть свою роль, Титус.

— Аттикус вполне способен встать на мою сторону.

— Нет. Аттикус делает шаг вперед, качая головой. — Ни за что. Я не откажусь от возможности убить этого ублюдка.

— Я чертовски люблю запах тестостерона ранним утром. Какое наслаждение, — говорит Лилит, отбрасывая палочку в сторону.

Насколько я понимаю, между ней и Аттикусом существует что-то вроде отношений ненависти. Кажется, они не выносят друг друга, что делает эту миссию еще более сложной.

— Тогда решено. Титус в отчаянии забрасывает грязью мою схему. — Этот план неосуществим.

— Перестань упрямиться, Титус. Это сработает!

— Конечно, так и будет. За твой счет. Человек намеревался убить тебя в первый раз. Ты выжила. Он не совершит одну и ту же ошибку дважды.

— Тогда что ты предлагаешь? Ты и остальные действуете в полную силу, пока я сижу здесь, бездельничая?

— Да.

Рычание гнева вибрирует в моей груди, когда я смотрю на него в ответ.

— Ты ничем не лучше моего отца.

Его глаз дергается при этом, его сжатые губы запечатывают любое оскорбление, которое, как я представляю, застряло у него в горле.

— Могу я поговорить с тобой? Наедине? Я вырываюсь из маленького круга, и Титус следует за мной, за угол дома.

— Что это такое? Ты пытаешься принизить меня перед всеми?

— Как я могу тебя принижать?

— Выставляя меня слабой маленькой девочкой, которая не может постоять за себя.

— Ты не понимаешь.

— Что именно? Что ты лжец?

— Лжец? Преследующее выражение на его лице — это то, чего я ожидала бы, если бы дала ему пощечину.

— Ты заставил меня почувствовать себя сильной. Внезапно ты меняешь свою мелодию на глазах у всех. Ты мне не доверяешь? Это все? Ты думаешь, я собираюсь подвергнуть опасности всех?

— Нет.

— Тогда что? В чем дело? Почему с тобой так чертовски сложно?

— Дело не в том, чтобы быть сложным. Челюсть двигается, ноздри раздуваются, его реакция предупреждает, что я истощаю его терпение.

Хорошо.

— Тогда в чем дело? Потому что в их глазах я теперь слабая и ненадежная! Слабое звено!

— Мне похуй, кто ты в их глазах.

— Конечно, ты не понимаешь! Большой плохой Альфа не посмел бы опуститься до эмоций других!

Оскалив губы, он напоминает мне бешеное животное на грани нападения. Я прокралась под его кожу, и это только вопрос времени, когда он взорвется.

— Как я уже сказал, ты не понимаешь.

— Я не позволю тебе обращаться со мной как с хрупкой! Я не позволю тебе обращаться со мной как мой отец! Я не позволю тебе или любому другому мужчине когда-либо снова сломать меня!

— И я тоже не позволю тебе сломать меня! Стена врезается мне в позвоночник, когда он прижимает меня к ней и обхватывает ладонью мое горло, удерживая меня так, как не держал раньше. От этого странного поведения по моим венам пульсирует страх, и впервые я задаюсь вопросом, не зашла ли я слишком далеко.

— Я могу разорвать человека на части голыми руками, конечность за конечностью, кость за костью. Слова, произносимые сквозь стиснутые зубы, он практически шипит от жара своего гнева, в его глазах напряженный, убийственный взгляд, от которого я хочу отвернуться, но не могу.