Глава 4 4
Темнота рассеивается, наступает ночь. Грудь расширяется и сжимается у меня за спиной, Титус мирно покоится позади меня, все еще внутри меня, все еще заключая меня в клетку в своих объятиях.
Я смотрю на кровать, на глаза, которые наблюдают за мной из угла комнаты. Сердитые глаза.
Обвиняющий взгляд. Глаза, такие же черные, как и их окружение, видны только на фоне абсолютной белой бледности его кожи.
Ремус.
Мои инстинкты подталкивают меня спрятаться под одеялами, но я не буду. Не в этот раз.
Вместо этого я извиваюсь рядом с Титусом, чьи мышцы вздрагивают от движения. Придя в себя, его руки обвиваются вокруг меня, ладонь скользит вниз к моему животу, где он прижимает меня к себе. Прижимается ко мне бедрами, возбуждает свой член внутри меня. Его мужские стоны потребности пробуждают ту часть меня, которую я никогда добровольно не отдала бы Ремусу.
Никогда.
Глаза, которые наблюдают, горят ревнивой яростью, той же ревностью, которую я видела, когда говорила о Тите во время моих пыток, и я улыбаюсь.
Глаза растворяются в темноте, и я выгибаюсь навстречу массивному телу позади меня.
— Ты голодна. Его глубокий голос грохочет у меня в ухе.
— Ты теплый. Ты как ад. Как насчет того, чтобы переместится в ванну?
— У меня есть идея получше. Титус перелезает через меня, останавливаясь для поцелуя, и приземляется на пол рядом с кроватью. Он собирает простыни вокруг моего обнаженного тела и поднимает меня на руки.
У меня вырывается вздох, и я обнимаю его, несмотря на то, что знаю, что он меня не бросит.
Через темную хижину он несет мое свернутое тело, останавливаясь, чтобы стащить медвежью шкуру из гостиной, прежде чем выйти через парадную дверь и пересечь двор. Юма гонится за нами, исследуя лес, когда мы ускользаем в ночь. Мягкий шелест деревьев сопровождает прохладный ветерок, и я благодарна за простыню, которая окутывает меня, когда она щекочет открытые участки моей кожи. Уязвимость пребывания без одежды, на открытом месте, где на нас могут напасть Рейтеры или мародеры, оставляет тугой узел внизу моего живота.
Словно почувствовав мою нервозность, Титус завладевает моими губами в поцелуе, снова посылая через меня спокойствие.
Лес выходит на поляну, где деревья расступаются, пропуская свет луны, как наше личное окно в небо. Вдалеке тихое журчание воды говорит мне, что мы недалеко от реки, к которой направляется Юма.
Клочок свежей травы щекочет мои ступни, когда он опускает меня на землю и расстилает меховой коврик на земле. Взяв меня за руку, он подводит меня к импровизированной кровати под звездами и опускается на колени
передо мной. Не сводя с меня глаз, он берет меня за бедра и притягивает ближе, целуя мой живот. Если бы не простыня, скрывающая мой шрам, я была бы унижена, но есть что-то очень захватывающее в том, чтобы наблюдать, как этот сильный мужчина относится ко мне с таким почтением. Такое восхищение. Когда я уверена, что он знает о тех порочных вещах, от которых я страдала. Может видеть уродливые синяки и шрамы, на которые даже я не могу смотреть.
Своими грубыми, и нежными руками он укладывает меня на мохнатую поверхность медвежьей шкуры, его худощавое тело бесстыдно растягивается рядом со мной, поглощая мое гораздо меньшее тело.
Опираясь на локоть, он отводит простыню от моего тела, глаза загораются восхищением, когда он медленно снимает его с меня.
— Я никогда не устану смотреть на тебя.
Я кладу руку на шрам в том месте, где Ремус ударил меня ножом, и группу желтеющих синяков, окружающих его.
— Ты мог бы.
Взгляд непоколебим, он даже не смотрит туда.
— Нет. Никогда.
Он притягивает меня к своей груди, его руки сжимают мой обнаженный зад, когда он прижимается своими губами к моим.
Острый, сладкий аромат, похожий на мускатный орех, наполняет мой нос, увлажняя рот.
— Что это за… восхитительный запах?
— По берегам реки растет жасмин. Природный афродизиак.
Положив ладонь мне на затылок, он крадет еще один поцелуй, на этот раз погружая язык, чтобы углубить его. Тепло его тела проникает в мою кожу, охлаждаемое мимолетным ветерком, и я чувствую себя так уютно, прижавшись к Титусу, что могла бы заснуть здесь, в его объятиях.
Опустив голову, он проводит языком по моим соскам, и я откидываю голову назад, со стоном глядя в ночное небо.
Легкое прикосновение щетины к моей ключице оставляет дорожку из поцелуев на моем горле, его ладонь прижата к моему позвоночнику, прижимая меня к его груди. Он зарывается лицом в изгиб моей шеи, просто дыша, обнимая меня.
Я провожу пальцами по его спине, и он дрожит.
— Что такое?
— У меня никогда в жизни не было ничего, что было бы мое. Когда он поднимает голову, в его пылающем взгляде нет и следа веселья.
— Присматривать и защищать. Он проводит рукой по всей длине моих волос, его хватка становится достаточно крепкой, чтобы откинуть мою голову назад.
— То, что я чувствую к тебе, — это своего рода одержимость, которая заставляет мужчину хотеть совершать жестокие поступки. Стиснув зубы, он усиливает хватку.
— Вещи, которые делают его скорее злым, чем добрым.