Тут эрн Сэйлит ненадолго прервался, чтобы размять затекшую руку и очинить новое перо. И всерьез задумался: не вымарать ли это последнее разъяснение касательно брандскугелей? Вдруг матушка сочтет это проявлением непочтительности? Дочь, сестра, жена и мать моряков, эрна Крэйдилейн разбиралась в калибрах орудий и характеристиках кораблей получше иного лорда Адмиралтейства. Так стоит ли в личном письме… Он вздохнул и почесал всклокоченную и грязную после битвы голову. Вот про что точно не стоит писать, так это про пулю, сбившую с головы генерал-адмирала двууголку!
Беда эрна Сэйлита заключалась в том, что как раз-таки личным это письмо не было. Мать будет читать его вслух, и не раз: и в поместье, и в Собрании Эрнов, и в кругу дам, чьи отцы, мужья, сыновья и братья служат под его началом. Рэйс до сих пор отлично помнил, как, почти не дыша, слушал в детстве те письма, что присылал отец. Для них, для этих матерей, жен, сестер и дочерей, он и перечислял теперь имена своих кораблей и маневры, ими совершенные, – в подробностях. Разумеется, красочное и изысканное описание битвы все обитатели Архипелага, не исключая Доминиона Шанта, прочитают потом в газетах и ежемесячном «Морском Альманахе», однако… Адмирал снова вздохнул, украдкой почесал затекший от долгого сидения зад и продолжил:
«Крепись, Рэйс! – сказал он себе. – Ты же помнишь, что тебе еще писать рапорт в Адмиралтейство, докладывать Священному Князю и отвечать потом на каверзные вопросы эрны Мэрсэйл?» И уж это точно будет похуже, чем расписывать матушке ход битвы! Эрн Сэйлит еще десять раз успеет пожалеть, что не сгорел вместе со своим флагманом. И даже категорическое требование Устава касательно действий адмирала его не спасет.