Бог из клетки

– Может, не отца… Я не знаю. С кем ты живёшь? Или ты уже замужем? Но нет, тогда ты не ходила бы со мной так легко. Я видел синяк на твоём лице. Тогда, на празднике. Я ничего не спросил, но спрошу теперь: Это он? Это он сделал?

– Что сделал, кто? – Талла никак не могла связать концы его мыслей. И тут понимание медленно проступило, точно невидимые чернила на огне. – То есть ты… Ты решил, что кто-то бьёт меня? Не даёт свободы, не даёт выйти за тебя?

– Ты сама это почти сказала. Я могу тебя защитить, я же говорил, Талла. Не бойся довериться мне, пожалуйста. Я сделаю всё, чтобы этот ужас закончился.

Да что он… Что он говорит? Будто... Будто она была фарфоровой, сахарно-хрустальной. Беспомощной! И он, конечно же, мог её защитить, запереть за дверями, чтобы уж наверняка. Талла ощутила, как её трясёт. Ногти впились в ладони.

– Я и не боюсь! – почти выкрикнула она. Хорошо, что в тишину сквера были окутаны лишь они двое. Больше никого. Пустые дорожки, пустые скамьи. – А если и боюсь, то уж точно не того, чтобы тебе открыться. И не всего того, что ты себе надумал. Меня не надо защищать, ясно?

– Но ты же…

– Что «я же»? Девушка? Так может, я именно поэтому отказалась, что ты только делаешь вид, будто восхищаешься мной, будто уважаешь? А на самом деле...

Дэй смотрел на неё ошалевшими глазами. На одно мгновение Талла испытала стыд. Ведь это она его ранила, ведь это он мог злиться и кричать. И всё равно, у неё внутри будто огонь полыхал. Причиняя боль ему, она избавляла от боли себя. Заставляя его говорить все эти вещи – прогоняла липкую мерзкую вину.

– Это ведь неправда! - возмутился Дэй. – Почему ты говоришь мне всё это?

– Неправда? А что именно неправда? Что ты думаешь, будто можешь решить все мои проблемы? Получив отказ, начинаешь давить на меня вопросами? Вот это, по-твоему, неправда?

Вдалеке, в замурованном тучами небе что-то пророкотало. Талла даже не вздрогнула, не подняла голову. В ней самой расходилась буря – сильнее, неистовей.

– Прекрати! – скорее обиженно, чем резко одёрнул её Дэй.

– Что прекратить? Говорить правду? – Ей надо было остановиться. Прямо сейчас – остановиться. Но слова огромным камнем неслись вниз с крутой горы.

– Нет! Прекратить говорить так, будто я враг, будто я… Какой-то… – он несколько раз впустую, бессловесно открыл рот, заглатывая воздух. – Талла, я ведь действительно люблю тебя. Чем я заслужил такое?

Ужасный вопрос. Наверное, самый ужасный вопрос, который Дэй только мог задать. Талла вскочила со скамьи и самым быстрым шагом, каким только позволяли её туфельки и сложный пышный подол, устремилась прочь. Она слышала, как следом взвился Дэй, как кинулся догонять.

– Не ходи за мной! – бросила ему, не оглядываясь. Он не остановился, лишь замедлил шаг – надеялся на что-то? – Просто оставь меня!

Талла с трудом разбирала дорогу – измочаленные, израненные чувства мешали смотреть вперёд. Сквер внезапно оборвался, выплёвывая её на суетливую улочку. Она обернулась. Дэя не было. Ему же будет лучше, только лучше!

Что-то капнуло на щёку, на нос... Неужели заплакала – даже сама не заметила. Нет, не слёзы – капли холодные. И всё чаще, чаще!

Дождь сорвался с неба, безжалостно вгрызаясь в аккуратную причёску, в лавандовый шёлк платья. Будто хотел наказать. Талла не спорила, пока не ощутила, что вода принялась размывать краску на лице, забираться в туфли… Как назло, мимо не проехало ни одного экипажа, который мог бы приютить, вернуть в гостиницу.

Она пробежала по узкому мостику через канал, воды которого радостно уносили с собой дождевую воду. Над головой с треском столкнулись грузные тучи, вспышкой озарило дорогу, стены, крыши. Талла шатнулась к ближайшему дому и нос к носу столкнулась с красивой фарфоровой куклой. Их разделяло только стекло витрины. Под ногами куклы сидели плюшевые мишки и собачки, и Талла позавидовала, что им там внутри сухо и тепло. Двери магазинчика оказались закрыты, и она, будто крошечный, насквозь сырой мышонок, прижалась к кирпичной стене дома. На углу, всего в пяти шагах, Талла заметила маленькое крыльцо с низкой крышей, бросилась туда. Чтобы поместиться под черепичным навесом, пришлось пригнуться. Впереди оказались ступени, уводящие в подвал – наверняка в такую погоду оттуда никто не выйдет…

Талла осталась смотреть, как дождь заливает мостовую, ручейками несётся по канавкам. В Соланире дождь казался такой редкостью – почти праздником. Но то был совсем другой дождь: теплый, светлый, когда хотелось сорвать вуаль и перчатки, чтобы подставить каплям открытую кожу. Дождь Амстрена хлестал и прогонял прочь.

– Чего стоишь? Заходи, раз пришла, – кто-то такой же мокрый, как она сама, вдруг дотронулся до плеча.