— Разумеется, — сказал я. — Наверное, Акселю ботокс кололи, чтобы хмурился пореже. И ты ему фруктов принес.
Полубокс ничего не сказал.
— Наши пнули тебе под зад, потому что не знали всей полноты картины, а мы знаем. И ты на ней точно есть. Если что, будет нетрудно повесить на тебя убийство Мартина Вика. Учитывая твой послужной список, предыдущую попытку покушения и записи с больничных камер наблюдения. Да это нам понадобится головы проверять, если мы тебя отпустим — с таким-то багажом.
— У меня алиби на ночь субботы. Я был здесь с Аксом. А раз нет записей, хрен вы чего докажете. Таков закон.
— Никогда про такой не слышал, — заметил я. — Так зачем ты ходил в больницу?
— Навещал кое-кого, — повторил Полубокс.
— И кого же?
Его выражение лица изменилось, и наконец он кивнул:
— Да шалаву одну. С татушками на роже.
Я достал из кармана листок с фотороботом женщины в зеленом спортивном костюме. Развернул распечатку и протянул Полубоксу.
Он кивнул:
— Что, какая-то важная персона?
— Главная подозреваемая в убийстве Мартина Вика. Ты — второй в очереди. Если найдем ее, твоя жизнь станет намного легче.
Полубокс ничего не сказал, но мерно задвигал рукой в трусах. Видимо, размышлял.
— Как ее зовут?
Он посмотрел в потолок:
— Сказала, что Эстер.
— А фамилия?
— Хер ее знает.
— Как познакомились?
— Отвали.
— Сто пять, — сказал я, глядя на татуировку у него на шее. — Ты до этой цифры умеешь считать?
— Это возраст, до которого я собираюсь дожить, начальник.
Я немного подумал.
— Фрэнк Синатра?
— «Юный сердцем», — удивленно сказал он. — Если доживешь до ста пяти…[12]
— Проблема в том, что ты будешь отсчитывать эти годы в «Стренджуэйз», если не расскажешь, как познакомился с Эстер. Так крупно ты еще не вляпывался, Полубокс. Мы говорим об убийстве копа. От такого не отмыться, и если мы ее не найдем…
— Явилась сюда на прошлой неделе, предложила срубить легких деньжат.
— На чем?
— Сказала, что репортерша. — Он рассмеялся. — Не видел я таких репортерш, но мало ли… Мол, поэтому и нашла, где я живу. Хотела фотку помирающего Вика в свою газетенку. Сказала, люди жаждут его увидеть, но с тех пор, как его загребли, ни одной фотки не было, и никто не знает, как он теперь выглядит. Поэтому нужен человек, который его опознает.
В этом был некий смысл, пусть и извращенный. Мартин Вик сильно изменился внешне за последние двадцать лет, и без такого опознания фотография ничего бы не стоила. А кто, как не бывший сокамерник лучше всех справится с этой задачей?
Полубокс пожал плечами:
— Ну, я и пошел. Она показала мне фотку, я кивнул. Ну и она заплатила.
— Сколько?
— Штуку.
— Сказала, откуда у нее фотка?
— Ты же чертов коп. Узнай у ее начальства.
— Связаться с ней можешь? — спросила Наоми.
— Не-а.
— Что-то не верится.
— Да у меня и тут есть кое-что невероятное, констебль Блэк…
Взгляд Наоми остановился на его паху.
— Как пупырышек в шрифте Брайля, Крис?
— Может, закроешь глаза и пощупаешь? Как я уже говорил, она сюда явилась, сказала адрес больницы и когда прийти. Номер мне свой не давала. С первого раза у нее сфоткать не получилось, но она заплатила половину, чтоб я еще раз пришел.
Мы молча ждали.
— Не, вообще я пытался у нее номерок взять. Думал, может, ей Ричард нужен.
Наоми посмотрела на него, потом на меня:
— Ричард?
— Ричард Гир, метамфетамин, — пояснил я. — И как она отреагировала?
— Посмотрела так, будто я дерьмо на ее подошве.
— А что, разве не так?
— Не много ли понтов для девчонки, которая мыло пьет…
Я кивнул:
— Перед смертью Мартин Вик сказал мне, что не убивал Муров. Ты провел с ним в камере почти год. Тебе он такое говорил?
— Что невиновен-то? — Полубокс ухмыльнулся, потом заржал. — Да если ты этому веришь, то у меня жопа с мишленовской звездой.
9
Из гостиничного номера доносился смех. Рядом с дверью стоял поднос с пустыми тарелками. Мы не знали наверняка, где Слоун, но решили, что он, как и большинство столичных репортеров, приехавших освещать события вокруг смерти Вика, остановился в гостинице «Холидей-Инн» на Оксфорд-роуд. На ресепшене подтвердили догадку и сообщили, что его номер на втором этаже.
Наоми ничего не сказала ни про разбитый столик Полубокса, ни про другие эпизоды моего грубого поведения, но, кажется, старалась держаться чуть дальше от меня.
Я негромко постучал в дверь.
— Никого нет, — отозвался Слоун и пьяно захохотал.
— Это полиция, Чарли. Если что, мы попросим и дверь откроют.
Послышались голоса, потом шаги. Слоун приоткрыл дверь, я тут же ее распахнул.
— Я не один, — предупредил он.
В номере царил абсолютный беспорядок.
На полу валялись полотенца, постельное белье, одежда, бутылки вперемешку с обертками от фастфуда. Штора была задернута, и свет шел только от беззвучно работающего телевизора с круглосуточными новостями. На кровати в полутьме торопливо одевалась женщина. Она натягивала одежду и возмущенно тараторила на каком-то языке, похожем на румынский.
Слоун посмотрел на меня пьяным взглядом:
— Все мы люди, все мы грешны…
Все так же с руганью женщина подошла к двери, и стало ясно, что она беременна. Слоун не обращал на нее внимания.
— Где бумажник, Чарли?