Блуждающие в Хроносе

Он с ходу запульнул камнем в ближайшего горбуна в зелёной рясе, угодив тому в глаз. Жёлтый, неловко переваливаясь, понёсся на мужичка, выставив вперёд длинные руки. Разогнавшись и уже не обращая внимания на боль в ноге, Шапка сцепился с горбуном, колотя того тяжёлыми кулаками под крики Томми, которого продолжал кромсать Красный.

Обмениваясь увесистыми ударами, борцы добрались до балкона, когда Шапка, извернувшись, опрокинул круглое тельце создания лицом в пол. Он натянул длинные руки назад, упёрся пятой в горб и резким движением сместил тому суставы. Послышался жалобный свист, который прервал работу Красного и тот бросился на помощь собрату, вооружившись пилой. Шапка тянул изо всех сил, пока не послышался хруст, с которым руки Жёлтого, наконец, сломались. Схватив за образовавшиеся плети, он вышвырнул его с балкона. И не успел он развернуться, как получил рубящий удар пилой в бок.

Прокричав проклятие, мужичок двинул здоровой ногой по лицу горбуна, повалив того на пол. Держась за раненный бок, Шапка добрался до лежачего Красного и с размаху наступил ему на запястье. Вновь свист полный боли, пронёсся по помещению. Не обращая внимания на рану из которой сочилась кровь, он выхватил пилу из обмякшей руки и с разъярёнными криками начал пилить лицо горбуна, который пытался прикрыться второй рукой и свистел, булькая кровью при каждом движении.

Запилив до смерти Красного, Шапка силился вытащить застрявшую пилу у того из черепа, когда послышался крик Томми.

– Берегись!

Не успев среагировать, мужичок получил коленом в голову от подбежавшего тела без рук. Шапка свалился на спину, рана на боку порвалась, обнажив складки кишок.

Затуманенным взором он осмотрел обнажённого врага, чья голова была защищена шлемом. Тело без рук едва остановилось и, заваливаясь влево и вправо, побежало на него для новой атаки.

– Это ведь… – произнёс Шапка, высмотрев родимое пятно в форме гуся на груди у атакующего.

Он не мог не узнать это тело. Пусть ноги были не его, а из открытого забрала на него свирепо уставилось изувеченное лицо незнакомца, но тело… это тело он выхаживал, когда его сын лежал с болезнью лёгких, которую лекарь называл пневмонией. Это тело он выходил и поставил на ноги. Сомнений не было. Это было тело его сына.

Осознав участь своего старшего отпрыска, Шапка рассвирепел. Боль из прорубленного бока ушла. Не осталось больше ничего, кроме ярости. С выпячивающими из живота кишками он встал на ноги и завопив, как животное кричало бы, угодив в капкан, понёсся на противника. Они встретились в середине комнаты. Мужичок, пригнувшись, с громким шлепком обхватил туловище сына и со всей возможной яростью впечатал его в пол. Навалившись на него сверху, начал молотить рабочими кулаками по открытому лицу, когда в него вцепился оставшийся горбун, вооружённый скальпелем, рука которого, уподобившись швейной машинке, начала наносить колющие удары по телу Шапки, попадая в основном в горло и грудь. Неожиданно рука Зелёного остановилась, застряв в горле противника. Мужичок перехватил оружие за ручку и, выдернув наружу, тут же применил его против оппонента. Артериальная кровь хлестала из шеи, когда он вонзал скальпель в лицо горбуна, снова и снова превратив руку в поршень, не знавший жалости. И вновь его работу прервало колено Блейза. Завалившись набок, он тяжело поднялся, поскальзываясь на крови, залившей пол, большая часть которой была его. В левой руке сверкал окровавленный скальпель, он вновь осмотрел тело сына, к которому были пришиты ноги, и поняв, что не может ещё больше уродовать родную плоть, отбросил скальпель.

Шапка, словно бык, опустив голову, направился на Блейза, и схватив того за корпус, потащил на плече к балкону, получая удары коленом в живот на каждом шагу.

Проходя мимо стола, на котором лежал Томми с наполовину отпиленной рукой, он, булькая сочащейся из горло кровью, бросил фразу, глядя ему в глаза:

– Меня… Белогором звать…

Белогор нёс останки сына уже ничего не ощущая, лишь желая, чтобы его тело наконец прекратило свою противоестественную жизнь.

Балкон был в четырёх шагах, когда позади, злобно посвистывая, вылез последний горбун, у которого в голове был вшит чёткий приказ Вульдреда: «Любой ценой не выпускать пациента из комнаты». И на такие случаи в каждого из них была вживлена колба с пыльцой фей. Всё это хранилось в специально созданном органе, который мог самоуничтожиться по желанию горбуна.

Белогор успел доковылять до края балкона под протестующий крик Блейза, когда, вцепившись в пояс, на нём повис горбун. Три тела, перевалившись через перила, полетели вниз с высоченной башни.

Примерно спустя десяток метров произошёл взрыв. Горбун выполнил приказ Вульдреда, подорвав пациента и похитителя прямо в воздухе. Их тела разнесло в клочки, а шлем, блеснув на свету, унёсся вдаль.

В голове Томми проносилось лицо отчаявшегося отца, что позабыв о себе, спасал останки сына. Его голова была повёрнута влево, он не мог оценить степень собственного ранения, и лишь одно слово крутилось на языке… которое он невольно произнёс в слух:

– Белогор…