Близко к сердцу. Истории кардиохирурга

Вскоре у нас открылись два ковидных отделения и ковидная реанимация, и это оказалось как нельзя вовремя, потому что первая волна начала свою стремительную экспоненту, количество тяжёлых больных кратно увеличивалось с каждым днём.

Появились первые наблюдения за болезнью: у большинства больных она протекает достаточно легко, но двадцать процентов сталкиваются с тяжёлым течением, зачастую требующим госпитализации и кислородной поддержки, до пяти процентов попадают в реанимацию и болеют крайне тяжело, половина из них умирают. В группе риска пожилые, тучные, страдающие сахарным диабетом, склонные к тромбозам. Но иногда молодые и совершенно здоровые. В те дни мы присматриваемся, стараясь как можно быстрее изучить повадки болезни.

Видим ощутимый подъём инфарктов и инсультов у молодых, сопровождаемый положительным мазком.

Видим патовую ситуацию, когда болезнь «разгоняется», сходит с ума иммунитет и начинается цитокиновый шторм, зачастую любые лечебные мероприятия не приносят результата: развивается стопроцентное поражение лёгких, с которым не справляется даже ИВЛ, подключается бактериальная инфекция, разгорается пожар сепсиса и почечная недостаточность. Так мы потеряли сорокалетнего коллегу, которого не спасло даже подключение аппарата искусственного кровообращения и оксигенации. Не спасли пятидесятипятилетнюю тёщу одного из наших заведующих. Вал тяжёлых случаев накатывал всё мощнее, и часть сотрудников нашего отделения ушли работать в ковидник или ковидарий, как его называли между собой.

Остальные продолжили работу в отделении, чтобы продолжить оказывать плановую помощь. Но для этого пришлось в корне перестроить работу. Поступавшие пациенты приносили болезнь в стационар, вызывая локальные вспышки по отделениям. Несмотря на то, что при госпитализации начали требовать результаты мазка на коронавирусную инфекцию, кто-то успевал заболеть за несколько дней после сдачи мазка или заразиться в транспорте по дороге в клинику. Поэтому мы выделили несколько обсервационных палат, в которых изолировали вновь поступивших. Врачи и больные строго соблюдали масочный режим.

Через некоторое время один больной всё-таки проскочил и попал на операцию коронарного шунтирования уже заражённым. Болезнь значимо утяжелила течение послеоперационного периода, и он едва не погиб от тяжелейшей пневмонии, почти вся бригада заразилась. Серьёзнее всех болела молодая операционная медсестра, перенёсшая болезнь со значимым поражением лёгких, первого ассистента в течение месяца преследовал приступообразный кашель, от которого он почти не мог работать.

Этот случай потребовал от нас ещё больше изменить тактику. Была необходима абсолютная уверенность, что больной в день операции здоров. Теперь всем пациентам, готовящимся на хирургию сердца, брали мазок накануне, он автоматически получал маркировку экстренного, давая возможность получить результат вечером того же дня, а пациент в это время шёл на компьютерную томографию лёгких, дабы исключить вирусное поражение при ложноотрицательном мазке. Тактика принесла свои плоды: в течение последующих двух лет у нас больше ни разу не проскочил «на стол» инфицированный больной. Правда, мне пришлось применить все методы убеждения, шантажа и благодарности для умиротворения и без того перегруженных лаборатории и отделения компьютерной томографии, но, как говорит распространённый писательский штамп, это совсем другая история.

Работая в серой зоне, я весь рабочий день проводил в респираторе максимального уровня защиты. Удовольствие это не большое, особенно зимой, когда батареи накалены и в кабинете жарко. Но амбулаторный приём продолжался, консультации в отделениях тоже, общаясь с большим количеством пациентов и коллег, нередко узнавал, что на следующий день они слегли с ковидом. Получалось, я общался с ними в самый разгар заразного периода, и риск заболеть был крайне высокий. Но, во многом благодаря мерам защиты, в первую волну я выстоял.

В начале октября, после относительного летнего затишья, мы столкнулись с настоящим цунами: врачи и медсёстры заболевали десятками, практически каждый второй пациент в отделении рано или поздно выдавал положительный мазок и почти сразу начинал температурить. Семьями болели друзья. К концу месяца непереболевших среди наших медработников осталось не более десяти процентов.

В это время меня отправили догуливать оставшуюся часть отпуска, который несколько раз переносился из-за необходимости исполнять обязанности заболевших коллег. В воскресенье я заметил, что у меня весь день закладывает уши. Такое ощущение, что постоянно едешь на машине по крутому серпантину в горах или ныряешь с аквалангом. Недавно прочитав, что проблемы с ушами могут быть первым симптомом коронавируса, подумал об этом и замерил температуру. Ртутный градусник показал тридцать шесть и восемь.

Через день проснулся немного разбитым, понюхал туалетную воду и кофе – обоняние было идеальным.