Женщина смеется. Омерзительным, резким смехом, словно она целыми днями сидит в дыму либо холод заморозил ее голосовые связки.
– Думаешь, несколько монет и кукол облегчат наши страдания? Великая царица Кольер благословляет нас одной монетой. Как по-царски. Должно быть, это безмерная для тебя жертва, когда живешь там, в своем золотом дворце.
– Умолкни, женщина, – гаркает страж и зловеще шагает вперед.
Я поднимаю руку, чтобы его остановить. Взглядом обвожу толпу, нахожу людей, которые с интересом смотрят на женщину, некоторые даже кивают.
Разочарованно скрежещу зубами.
Все должно было быть иначе. Я хочу, чтобы они с благодарностью преклонили передо мной колени. Намерения состояли в том, чтобы люди увидели, как я о них забочусь, пока Мидас продолжает их не замечать.
А эта глупая женщина все рушит.
– Где ты была столько лет, пока пренебрегали нашими трущобами? – спрашивает она.
Мне нужно вернуть контроль над происходящим, нужно обернуть его в свою пользу.
– Вами пренебрег царь Мидас, а я…
– Ты тоже пренебрегла нами, – говорит она, и мои советники охают от того, что она осмелилась меня перебить. Толпа словно надвигается, атмосфера накаляется чем-то омерзительным.
– Пока ты грелась в своем дворце, знаешь, как жили мы? Как умирали от холода и голода? – громко спрашивает она. – Нет, ты всего лишь холодная стерва, которая делает вид, что ей не все равно. Мне не нужны твои блестящие безделушки. Мы хотим реальной помощи! – кричит она.
Женщина заканчивает свою тираду, плюнув на землю, и хотя слюна не касается даже моих юбок, кажется, будто она плюнула мне в лицо.
Мои охранники тут же окружают ее и начинают утаскивать, но она вопит лишь громче, воинственнее, а ее дети подхватывают ее возмущения собственными воплями и визгами.
– Не прикасайтесь ко мне! – кричит она, а потом обращается к толпе. – Не берите взятки у Ледяной царицы, чтобы облегчить ей совесть, когда она спит в своей позолоченной постели!
Что бы она ни говорила, толпа заглушает ее крики, когда женщину уволакивают с площади.
Я сжимаю пальцы под столом в кулаки. Бросаю взгляд на советников, чувствуя, как закипаю от гнева.
– Приведите следующего. Хочу с этим покончить, – приказываю я.
Уилкокс бросает на меня взволнованный взгляд, однако я не знаю, со мной ли он связан или с движущейся толпой. Кто-то смеется и сыплет ругательствами в сторону женщины, но большинство наблюдают, раздумывая над ее словами и бросая на меня подозрительные взгляды, как на испорченный фрукт.
Они мысленно решают, на чьей они стороне.
– Следующий! – выкрикивает страж.
Но никто не выходит вперед.
Люди уходят злыми, настороженными. Смотрят на меня не с почтением и восторгом, а с враждебностью. Никто из этих оборванцев не подходит, чтобы принять мои дары.
Я сжимаю губы.
– Пора уходить, Ваше Величество, – молвит рядом стоящий Увен.
– Я не позволю этому сброду указывать мне, что делать, – огрызаюсь я.
Джео тоже подходит и шепчет мне на ухо:
– Взгляните на них, моя царица. Вы потеряли народ. Они смотрят на вас так, словно хотят разорвать на части. Нам нужно уходить.
Я оглядываюсь по сторонам и осознаю истину его заявления, увидев, как люди надвигаются на нас, не обращая внимания на крики стражников и приказы отойти. Атмосфера переменилась в мгновение ока, словно они ждали повода. В воздухе витает угроза, грязные руки сжимаются в кулаки, холодные потрескавшиеся губы растягиваются в усмешках.
– Хорошо, – резко говорю я, согласившись отступить, хотя меня это раздражает.
Глупый, неблагодарный народ. Как они смеют пренебрегать своей истинной правительницей!
Я встаю со стула, стараясь не выдать волнения. Направляюсь обратно к карете вместе с Джео, но толпа тут же заходится криком, насмехается, шипит. Словно мое отступление подтвердило предполагаемые догадки.
Мы с Джео в окружении восьми стражников быстро идем к карете, и наложник сжимает мою руку, побуждая поторопиться. Сердце заходится в груди, когда люди начинают швырять вещи в стражников, в нас бросают мои же дары, и они бренчат о новые доспехи моих солдат.
Народ наступает на нас, и Джео поднимает руку над моей головой, защитив и убедившись, что в меня не прилетел ни один предмет. Я пригибаюсь и иду быстрыми шагами, мы спешим, а нас укрывают стены из стали и силы. Вскоре нас сажают в карету, и кучер срывается с места, как только закрывается дверь.
Крики стали громче, сотни недовольных изрыгают глухой рев. Я вздрагиваю, когда в карету начинают бросать вещи, какой-то прилетевший предмет чуть не разбивает окно.
Джео напряжен, резким движением он задергивает занавески, продолжая прикрывать меня рукой.
Я отпихиваю его; от того, как быстро изменилась ситуация, меня переполняет досада, осколком льда пронзает гнев.
– Вы в порядке? – спрашивает Джео.
Я резко смотрю на него.
– Конечно, нет! Все мои усилия потрачены впустую, – цежу я сквозь зубы. – Я битый час раздавала дары, а теперь эти неблагодарные крысы решили, что могут восстать против меня?
Карета катится вперед, отдаляясь от разъяренной толпы, а голова идет кругом от мыслей.
Я хотела, чтобы они противостояли ему. Не мне.