Блик

– Мне нужно заявить о себе. При должном покровительстве селяне могут стать могущественной фракцией, которую я тоже задействую. Я намерена обратить эти силы в свою пользу. Среди бедняков есть раскол, а я хочу быть уверенной, что это инакомыслие будет направлено не на меня, а на Тиндалла.

Джео немного морщится.

– Небольшой совет: возможно, не стоит называть их бедняками. Или говорить, что вы ими воспользуетесь.

Я отмахиваюсь от него и обхватываю пальцами край бархатной скамьи, когда мы наскакиваем на очередную кочку.

Джео приподнимает краешек золотой занавески и выглядывает в окно.

– Мы почти на месте, – ободряюще сообщает он. – Скоро будем на мосту.

Наконец-то я могу откинуться на спинку и выдохнуть. Отодвинув занавеску, смотрю, как наша карета катится по земле, к счастью, сойдя с узкой горной дороги.

Вскоре колеса кареты уже стучат по булыжнику, и до моих ушей доносится суета Хайбелла. Обычно, если мне случается отправиться в город, я хожу либо отобедать в богатом районе, либо за покупками.

А сегодня окажусь в самом центре его изможденного сердца.

Мои стражники едут в строю, обступив карету со всех сторон, я слышу стук лошадиных копыт. Когда карета останавливается и лакей открывает мне дверь, на моем лице уже царственная маска, скрывающая чувства, я выхожу в безупречном белом платье и с гордой осанкой.

Я ступаю на рыночную площадь, и моя опаловая корона рассеивает хрупкий дневной свет, а низ платья подметает заснеженную землю.

Стражники перекрыли часть площади заранее накрытым длинным столом. Толпа уже собралась – видимо, весть летит быстрее царской кареты.

Позади любопытных зрителей – площадь, кишащая торговцами, покупателями и нищими. Вдалеке над городом возвышаются Раскидистые Сосны, эти громадные деревья отбрасывают на городские крыши тени.

Я иду вперед, и в толпе в ответ на мое появление раздается удивленный ропот. Все три моих советника – Уилкокс, Бартал и Увен – уже здесь и ждут меня у стола. На них одинаковые белые плащи, что отличает их от остальных, – они мои советники, а не Мидаса, – да и мои стражники облачились в новые стальные доспехи.

Никакого золота. В точности, как я и хотела.

Весь следующий час я сижу в центре длинного стола, Джео и мои советники расположились по обе стороны от меня, и мы раздаем монеты, еду, рулоны ткани и даже небольших кукол ручной работы для крестьянских детей.

Я поочередно завоевываю их расположение.

Они называют меня своей Ледяной царицей. Они кланяются, плачут и благодарят меня. Обветренные лица, измученные работой спины, изодранная одежда, головы, на которые сыплется снег, глаза, утомленные гнетом их нищеты. Может быть, вид у них не слишком внушительный, но именно крестьян и не замечал Тиндалл, его они ненавидят сильнее всех.

Поэтому я намерена сильнее распалить эту ненависть, подпитывать ее, чтобы обернуть себе во благо. Все это время я стараюсь показать, что мы с Тиндаллом разные, заставить их любить меня так же неистово, как они презирают его.

Разносится весть о том, что я раздаю дары, толпа прибывает, и моим стражникам приходится старательно следить за тем, чтобы соблюдалась очередь.

Вскоре нам уже нечего раздавать, и я испытываю облегчение, потому что больше ни минуты не желаю сидеть под снегопадом. Я завернулась в меха, но все равно замерзла и хочу до наступления темноты вернуться в свой замок к потрескивающему в камине огню.

На моем лице безмятежная улыбка, когда подводят еще одну женщину. Она кутается в пальто с заплатами на локтях, и вряд ли под ним у нее что-то есть. Взгляд у нее угрюмый, зубы прогнили, на бедре она держит младенца, а к ноге цепляется еще один.

Я не могу побороть приступ ревности, который накатывает на меня при виде их. Я должна была родить сильного сына. Послушную дочь. Мой замок должен быть полон наследников, а вместо этого там пустая золотая гробница.

Женщина передвигается, то и дело спотыкаясь, и я знаю, что стражники выбрали ее из толпы только потому, что она выглядит еще большей оборванкой, чем остальные.

– Подойди, – зову я.

Направляясь ко мне, она рыскает взглядом по столу, полному убывающей груды даров.

– Монеты и ткань для женщины, игрушки для ее детей, – отчетливо произношу я.

Мои советники хватают подношения для нее и передают их стражнику, который идет к ней со стопкой. Она смотрит на охапку, на стражника, снова на меня, но руки не протягивает.

Я наклоняю голову. Возможно, она глухая.

– Ваша царица жалует вам отличные дары, мисс, – говорит Бартал, нетерпеливо сводя брови. – Поблагодарите Ее Величество и примите ее благословение.

Когда женщина вновь смотрит на меня, в ее глазах словно вспыхивает медленно тлеющее пламя.

– А для чего это? – хриплым голосом спрашивает она.

Мои белые брови сходятся на переносице.

– Прошу прощения?

Ребенок на ее бедре ерзает, цепляется за ее плечо, посасывая беззубым ртом мокрое пятно на грязном пальто матери.

– Все это, – говорит она, показав на стол. – Для чего это?

– Это мой дар народу. С целью облегчить страдания, – отвечаю я.