Блик

– Согласно требованию, позолоченная наложница Его Величества короля Мидаса, – говорит Рип голосом твердым как сталь, а выражение его лица еще суровее.

Посланники приближаются на своих мохнатых белых лошадях, а я стараюсь не хмуриться, глядя на их золотые доспехи. Раньше я не понимала, насколько это безвкусно.

Когда-то я считала их изысканными, но рядом с Озриком и Рипом все это кажется каким-то фарсом. В отличие от Четвертого королевства, чьи доспехи отмечены сражениями, золотая броня без единого изъяна сверкает, как будто она только для вида.

– Леди Аурен, – мужчина с белыми волосами спрыгивает с лошади и делает шаг вперед, а остальные посланники выстраиваются за ним. – Мы здесь, чтобы доставить вас к царю Мидасу, – он выжидающе смотрит на меня, видимо, не осмеливаясь подойти ближе.

– Вы не поможете ей спуститься? – спрашивает Рип, и тон его голоса можно истолковать только как рычание. Лицо посланника тут же становится белым как мел, а его сослуживцы переминаются с ноги на ногу.

Золотой солдат откашливается.

– Никому не дозволено прикасаться к фаворитке царя.

Рип медленно поворачивает ко мне голову. Я чувствую в его позе осуждение, и щеки под капюшоном пылают румянцем. Я не отваживаюсь взглянуть на него.

– Конечно. Как я мог забыть правила твоего золотого царя? – отвечает Рип с явным пренебрежением в голосе.

С каждой минутой испытывая все больше неловкости, я вынимаю из стремени правую ногу и собираюсь спрыгнуть. Но стоит мне попытаться соскочить, как рядом оказывается Рип и обхватывает руками мою талию.

У меня вырывается удивленный вздох, а взгляд падает на его лицо. Он такой суровый, такой напряженный. В его глазах скрывается тысяча слов, но чтобы прочесть их, мне не хватает света.

Солдаты Мидаса удивленно присвистывают, но я не отвожу взгляд. Мне не до того: я осматриваю Рипа так, словно пытаюсь его запомнить.

– Командир, вынужден настоять, чтобы вы не прикасались к фаворитке царя Мидаса.

– А я вынужден настоять, чтобы вы заткнулись на хрен, – цедит Озрик сквозь зубы.

Рип не сводит с меня глаз, игнорируя людей Мидаса. А потом легко снимает меня с лошади, словно я совсем ничего не вешу, и помогает спуститься.

Когда он медленно опускает меня на землю, по моему телу разливается знакомое чувство. Сердце стучит так сильно, что Рип наверняка его слышит. Я чувствую решительность его хватки и жар ладоней. Мне становится тепло даже через множество слоев моей одежды и перчаток.

Но когда он опускает меня так низко, что между нашими лицами остается только дюйм, я инстинктивно отклоняюсь.

И стоит мне это сделать, как Рип мрачнеет.

Лицо снова становится жестким, пылкость взгляда меркнет. На его черты падает тень, как быстро наступающие сумерки, затемняя чешую на скулах, и вот он уже смотрит на меня с холодным равнодушием.

Как только мои ноги касаются земли, Рип отпускает меня так, словно я его обожгла. Все тепло от его прикосновения исчезает, оставив меня беззащитной. Не говоря ни слова, он отворачивается и тут же уходит, а у меня внутри все холодеет от чувства вины.

Я смотрю ему вслед, одна нога впереди, готовая шагнуть к нему, другая твердо стоит на земле. У меня пересохло во рту, но глаза на мокром месте. Я хочу сказать так много, но не говорю ничего.

И вот маятник снова качается, тикает в такт моему выбору. Почему-то этот звук очень напоминает стук копыт лошади Рипа, когда он уезжает.

Глава 35

Царица Малина

Мне никогда не нравилось спускаться с горы в экипаже. Она извилистая и крутая, опасная даже в ясные дни. Дорога всегда обледенелая и усыпана дерном и камнями. Но когда разражается зимняя буря, – а здесь она почти всегда, – дорога становится еще коварнее.

Я крепко придерживаю задернутую занавеску на окне и стискиваю зубы всякий раз, как карету трясет.

Наверное, мне повезло, что сегодня только легкий ветер и снег. Если грянет шторм, я ни за что не вернусь вечером в замок, так что могу лишь надеяться, что погода не переменится.

Джео протягивает руку и сжимает мое бедро.

– Все в порядке, моя царица. Почти приехали.

Я резко киваю и молча прижимаю руку к своему несчастному животу.

– Для чего ехать в город, если так боитесь поездки в карете? – спрашивает Джео.

Я окидываю его взглядом – он сидит рядом.

– Я не боюсь поездки. Пугает меня путь, – резко возражаю я. – Есть разница.

Джео ослепительно улыбается.

– Конечно.

Меня отнюдь не веселят его слова, поэтому я прищуриваюсь, но он улыбается еще шире. Он сидит в расслабленной позе, насколько это вообще возможно в моей золотой карете: ноги раздвинуты, головой прислоняется к стенке, тихонько посвистывает. Меня беспокоит, что он так невозмутим.

Если честно, это кажется слабостью. Разумные люди всегда прикидывают, что может случиться, задаются вопросом, а вдруг что-то пойдет не так. Наш разум – это бесконечный поток перспектив и исходов.

Если ты не волнуешься, значит, ты либо дурак, либо тебя одурачили.

Краем глаза я наблюдаю за Джео. Ну, он по крайней мере хорошенький дурачок, который умеет пользоваться членом.

Выдохнув, я протягиваю руку и приглаживаю его ярко-рыжие волосы.