Мы огибаем вход, похожий на главный, где со стропил свисают фиолетовые флаги. Балки из белого дерева перекрещены и выгибаются дугой к окну в потолке в форме десятиконечной звезды.
Здесь пусто и тихо, в то время как я вся на нервах, тревога дышит мне в шею, покусывает кожу. Я вообще не понимаю, как могу так спокойно идти, не сорваться на бег или не замереть как вкопанная, пока меня ведут по тесному коридору.
Дворец, без сомнений, прекрасен. Искусно выполненная лепнина из стекла, обрамленные окна, изогнутые бра. Каждый образ – это чествование льда, каждый пурпурный гобелен – дань уважения монарху Рэнхолда.
Но чем дальше я прохожу, тем холоднее становится. Может, я все это себе вообразила, может, похожие на лед стены вводят меня в заблуждение, заставляя думать, что здесь холоднее, чем есть на самом деле. Но по моей коже вдруг бегут мурашки, а еще я замечаю, что ленты обвиваются вокруг меня чуть сильнее.
Я вот-вот воссоединюсь с Мидасом.
Он где-то здесь, ждет меня, и мое сердце бьется чаще при мысли об этом. Я не видела его несколько недель, и это самая долгая наша разлука за последние десять лет.
Я тоскую по его привычному обществу. Хочу рассказать про Сэйла и Дигби, и он поймет, поскольку тоже их знал. Моя жизнь существенно изменилась с тех пор, как я покинула Хайбелл, и мне не терпится ему обо всем поведать.
Стражники ведут меня в очередной узкий проход, и по-прежнему никто не выходит к нам навстречу, рядом вообще никого. Весь этаж пустой, и я недоуменно хмурюсь и задаюсь вопросом, почему меня не ведут через основную часть замка. А потом меня осеняет.
Только теперь я вспоминаю, что по пути сюда Мидас воспользовался как приманкой разукрашенной в золото наложницей. Этот шаг должен был меня защитить, но ничего хорошего не вышло.
Молчание стражников, отсутствие радушного приема и тайный путь по пустым коридорам укрепляют мои догадку. Наверное, никто не знает, что меня похитили и теперь обменяли, если Мидас поддерживал видимость обратного.
Не понимаю своих чувств по этому поводу.
Меня ведут по лестнице из голого камня, а затем по коридору с узкими прорезями окон под высоким потолком, пропускающими пятна света, чуть озарившего тесный проход.
Потом мы, похоже, выходим из коридора для слуг, потому что меня загоняют в проход, украшенный богаче. По полу от одного конца к другому тянется дорожка из пурпурного бархата, а на стенах висят незажженные серебряные канделябры. Окна высокие и широкие, занавески подняты и впускают и солнечный свет, и ледяной ветер.
Еще один лестничный пролет, затем второй – и наконец мы оказываемся в уже не таком опустевшем крыле замка.
Я сразу же узнаю царскую гвардию Мидаса: по шесть стражников стоят у каждой стены. Они смотрят на нас, но ничего не говорят.
Когда один из них стучит в большие двойные двери, я чувствую, как перестаю дышать. А когда эти двери открываются, не могу даже моргнуть. И уж точно не ощущаю своих шагов, когда стражники отходят в сторону и пропускают меня.
Но войдя в комнату и впервые за два месяца взглянув на своего Золотого царя, чувствую, как подпрыгнуло сердце.
Двери закрывают за мной, и мы остаемся вдвоем. Только он и я.
Мидас стоит посреди большого личного кабинета, вся комната, кроме него, окутана темно-фиолетовыми и голубыми цветами. Из-за золотых нитей одежды, слегка загорелой кожи и светло-медовых волос Мидас буквально сияет. И эти глаза, его теплые ореховые глаза, блестят сильнее всего.
Он вздыхает шумно и резко. Словно задерживал воздух с тех пор, как узнал о моем похищении, и только сейчас смог выдохнуть полной грудью.
– Драгоценная.
Одно-единственное слово шепотом срывается с его губ, но в нем слышна агония от едва сдерживаемого волнения, такая яростная, что выражение лица Мидаса дает трещину, словно оно сделано из стекла. На красивом лице появляется облегчение такое непомерное, такое ощутимое, что я почти чувствую его вкус.
Вижу, как мой царь на меня смотрит, слышу его голос, и моя выдержка тоже дает трещину. В следующий миг лечу к нему, потому как больше ни секунды не выдержу без его объятий.
Но не успеваю обвить руками его шею, поскольку он останавливает меня, схватив за плечи и удерживая. Я замечаю, что он тоже в перчатках, вот только его девственно чистые, тогда как мои грязные и поношенные.
– Драгоценная, – снова говорит он, но теперь я слышу в его голосе нотку упрека.
Я трясу головой и вытираю с глаз слезы.
– Извини. Я не подумала.
– Ты в порядке? – тихо спрашивает он.
Его простой вопрос словно открывает ворота, за которыми я спрятала все случившееся. Из них вырываются страх и горечь от тех жутких потрясений. Перед глазами тут же появляются лица Дигби и Сэйла, и по щеке бежит золотистая слеза.
Мидас удивленно смотрит на меня.
– Что случилось? – спрашивает он, легонько меня встряхнув. – Кто-то к тебе прикоснулся? Назови имена всех, кто дерзнул тронуть тебя хотя бы пальцем, и я сожгу их дотла и раздавлю их пепел ногами.
Ошарашенная горячностью, с которой он произносит эти слова, я просто смотрю на него с открытым от удивления ртом.