Назовите меня простодушной, но я считала само собой разумеющимся, что после того, как Мидаса короновали, а замок из каменного превратился в чистое золото, Хайбелл тоже станет богатым городом.
Я даже не подумала, что здесь, в городе, некоторые подданные Мидаса будут прозябать в бедности. С чего бы им бедствовать? У него столько возможностей щедро платить за любой труд. Золота ему хватает, так почему его народ живет в такой нищете?
– Не сомневаюсь, миледи, что он использует золото ради других целей, – говорит Сэйл, но я замечаю брошенный им взгляд на свои золотые нагрудные доспехи и вину в голубых глазах, рассматривающих окрестности.
Он в полной готовности, как и вся остальная стража. Они будто поджидают, что вдруг из-за угла выскочат бандиты и нападут на нас. Учитывая окружение, не сомневаюсь, что такая возможность имеется. Некоторые люди кажутся настолько доведенными до отчаяния, что вполне могут это сделать.
Но когда некоторые стражники обнажают мечи, открыто угрожая вымазанным грязью людям, мимо которых мы проходим… что-то сильно и напористо давит на сердце, и в груди ноет от боли.
А когда я замечаю выглядывающих из-за пустых ящиков для мусора детишек, которые смотрят на нас, округлив глаза… они одеты в поношенные лоскуты, лица отощали от голода, к щекам прилипла холодная грязь… вот тогда боль вонзается в сердце еще сильнее и глубже.
Натянув поводья, я преграждаю Криспом дорогу Сэйлу и подъезжаю к карете.
– Миледи! – окликает Сэйл, и я вновь слышу, как ругается Дигби. Я останавливаю коня и спрыгиваю, приземлившись немного неуклюже. Чуть не поскальзываюсь на замерзшей грязи, но опираюсь о карету. Она продолжает катиться, когда я резко открываю дверь, но тут же останавливается, стоит мне подняться внутрь.
– Миледи, нам нельзя тут задерживаться! – говорит за спиной Сэйл, но я не обращаю на него внимания и, в карете приподняв бархатное сиденье, роюсь в своих вещах.
– Полезайте обратно на коня! – рычит Дигби, а я лихорадочно роюсь в вещах, разбрасывая шарфы, запасные рукавицы, ищу и ищу…
– Нашла.
Вылезаю из кареты и схожу на землю, но наша остановка посреди улицы привлекла еще большее внимание, и сюда стекаются темные фигуры.
– Забирайтесь на коня, – снова приказывает Дигби.
– Секундочку. – Слишком занятая поиском, я не смотрю на него.
Вот. На другом конце улицы у колодца с водой сгрудилась компания. Вокруг этого удручающего источника воды валяются сломанные ведра и порванные веревки.
Я иду туда и слышу недовольный ропот стражников, несколько наложниц в каретах спрашивают, почему мы остановились. Потом кто-то спрыгивает с коня, и за спиной раздаются уверенные размашистые шаги.
Но я продолжаю идти к группе детишек. Они насторожены. Заметив мое приближение (или крадущегося сзади стражника), двое бросаются наутек и прячутся в тени. Но самая маленькая девочка лет четырех не убегает. Она стоит впереди других детей и смотрит, как я опускаюсь перед ней на колени.
В общей сложности их двенадцать, не считая тех, кто убежал. Дети слишком тощие, слишком грязные. А глаза их… глаза не по возрасту старые. Плечи поникли от усталости, которую не должен переживать ни один ребенок на свете.
– Как тебя зовут?
Она не отвечает, но внимательно разглядывает мое лицо, словно видит блеск кожи под капюшоном.
– Вы принцесса? – спрашивает девочка постарше, но я улыбаюсь и качаю головой.
– Нет. А ты?
Дети хором смеются и переглядываются:
– Думаете, принцессы живут в лачугах как оборванцы?
Я опускаю капюшон и заговорщически ей улыбаюсь:
– Может быть, тайные принцессы и живут.
Некоторые изумленно на меня смотрят:
– Вы золотая девушка! Та, которую стережет царь.
Я открываю было рот, чтобы ответить, но меня загораживает напряженный Дигби.
– Пора.
Я киваю и встаю, но перед этим запускаю руку в бархатный мешочек.
– Хорошо, тайные принцы и принцессы, протяните руки.
Поняв мои намерения, дети с жаром выставляют передо мной раскрытые ладони, расталкивая друг друга.
– Перестаньте, – упрекаю я.
Я поочередно кладу в каждую ладошку монету, и, схватив их грязными пальчиками, детвора разбегается. Я не обижена и не удивлена. Когда живешь на улице, медлить нельзя. Особенно заполучив деньги или еду. Буквально секунда – и появится кто-то сильнее и злее тебя, чтобы отнять все это.
Подойдя к тихой малышке, я вкладываю в ее ладошку мешочек с оставшимися тремя монетами, и сжимаю ее. Она таращит глаза, и желудок у нее урчит так громко, что девочка могла бы посостязаться с бродячими псами.
Я прижимаю палец к губам.
– Воспользуйся одной, другую спрячь, а третью отдай, – шепчу я.
Опасно, опасно давать ей столько золота. Черт, да вообще опасно раздавать его этим детям, но, надеюсь, девочка смышленая, разумная и сумеет избежать беды. Девочка со всей серьезностью мне кивает, а потом отворачивается и убегает так быстро, насколько позволяют ее маленькие ножки. Умница.
– В карету. Сейчас же.