Ее покровитель пожелал и после смерти оставаться таким же щедрым, каким он был при жизни. Каждой из любовниц, украшавших его жизнь, он определил в завещании некоторую часть наследства: как и на Небесах, лучше всех оказались наделены те, что явились последними. Доля Маргариты была превосходной; барон оставил ей значительную сумму, вполне достаточную для обеспечения благополучия дюжины семейств.
Однако Маргарита не была счастлива.
Честолюбие щемило ей сердце; у нее остались неприятные воспоминания о злополучном вечере; она была глубоко оскорблена несколько презрительным отношением к себе большого числа людей, которых она поила своими шербетами и кормила своими петифурами.
Когда в женщине затухают страсти, весь остаток ее жизненных сил находит себе прибежище в ее самолюбии.
Не будучи умной, Маргарита была достаточно проницательна, чтобы понять, что, как бы мало ни был щепетилен свет, ему все же требуется видимость почтенности у человека, дабы оправдывать свое уважение к нему; для того, чтобы завоевать эту видимость почтенности, ей следовало прежде всего не называться больше Маргаритой Жели, ведь от имени зависит невероятно много.
Феникс сжигал себя, чтобы восстать из пепла; женщины, подобные Маргарите, выходят замуж, чтобы возродиться. Говорят, что феникс приобретал в огне молодость и вечный блеск своего оперения; однако, сколь ни легко подсчитать все, что такие дамы теряют, окунувшись в этот источник Ювенты, никто не утверждает, будто столь же легко оценить, что они там приобретают.
Но никакие известные примеры не отвращали Маргариту от этого шага; она, в свою очередь, хотела унижать; ей необходимы были имя, титулы и гербы на дверцах кареты, чтобы раздавить тех, кто ее чернил; она была готова рискнуть всем, чтобы завоевать это.
Нужно отдать ей справедливость: ее первая мысль была о человеке, которого она прежде любила; но никто не видел больше Луи де Фонтаньё. Первое время его еще встречали в Париже — исхудалого, осунувшегося, озабоченного и настолько погруженного в свои мысли, что он не узнавал знакомых. Но потом он вдруг исчез. Маргариту уверяли, будто его видели в Сен-Жерменском лесу на прогулке с пожилой дамой и юной девушкой. Она несколько раз выбирала целью своих прогулок павильон Генриха IV и на террасе выставляла напоказ свои вдовьи наряды, ленты и вуали, выражая тем самым свою признательность умершему великодушному покровителю; но она ни разу не встретила там любовника маркизы и решила, что он, вероятно, отыскал ее и они вновь переживают пасторальную идиллию в каком-нибудь никому неведомом пристанище. Маргарита дала себе слово выведать у шевалье де Монгла, когда она его увидит, так ли все обстоит на самом деле, ибо, невзирая на ее личные заботы, злопамятность в ней еще не утихла.
Между тем она рассудила, что, как говорится, за неимением монахов монастырь не должен бездействовать; она открыла двери своей гостиной, и туда сбежалась толпа ее поклонников. И хотя она позаботилась удалить из числа приглашаемых к ней гостей тех мужчин и женщин, присутствие которых могло бы дать повод к предположению, что ей хочется возобновить свой прежний образ жизни, вскоре она заметила, что вовсе не руки ее жаждут самые услужливые ее обожатели.
Этот новый удар по самолюбию разъярил Маргариту.
Горы не сдвигались с места, чтобы идти к ней, и тогда она сама пошла навстречу им. Но, к несчастью, горы эти были чрезвычайно строптивыми: они отступали по мере того, как Маргарита приближалась к ним; если же они проявляли себя покладистыми, Маргарита обнаруживала, что горы эти картонные — другими словами, благородные рыцари, охотно бросавшие ей под ноги свои плащи, оказывались мошенниками.
По мере того как она обнаруживала свои притязания, вокруг нее образовывалась пустота: одни уходили, покатываясь от смеха, другие — пожимая плечами; но все словно сговорились не возвращаться к ней. Маргарита обратилась в опасный подводный камень и расценивалась как таковой на карте Нежности парижских любовных приключений.
Однажды вечером Маргарита осталась одна; задумавшись о неприятных последствиях своего честолюбия, она заключила, что если решение по-прежнему будет запаздывать, то осмеяние, эта гражданская смерть женщины из мира любви, начнет подгонять ее кончиком своего крыла; страшась всякого рода кончины, она спрашивала себя: почему, если французы так привередливы, ей не накинуться на иностранцев, которыми она прежде пренебрегала; поэтому она взяла карту Германии и стала искать, на каких курортах этой страны могут находиться самые богатые залежи мужей.
В это время ей доложили о приходе шевалье де Монгла; Маргарита встрепенулась, и на память ей пришел Луи де Фонтаньё.
В шевалье уже не было той спесивости, какую мы видели в нем в тот день, когда он излагал маркизе д’Эскоман и ее возлюбленному свои завоевательные планы; он стал мрачен, хотя частые вспышки веселого настроения прогоняли его печаль, словно действуя от имени полувековой беззаботной жизни, не оставившей на лице старого дворянина почти ни одной морщины.